Зимний солдат

Он убрал бинт, зажал мизинцем левой руки кровоточащий сосуд, снова промыл рану. Потом правой рукой прошил сосуд и завязал нить, снова промыл. Грязь и затекшая кровь запачкали ее щеку, затекли в уши и в волосы. Он снова промыл рану, на этот раз антисептиком. Теперь он осторожно пальпировал вокруг, пытаясь определить, есть ли трещина. Она дернулась.

– Кокаин.

Жмудовский подал ему шприц.

– Что там? – спросила она.

– Кость цела, кажется. Слава богу. Я сейчас проверю глазное яблоко.

Он медленно раздвинул ей веки. Никогда он не видел ее глаза так близко. Лопнувший сосуд на роговице затопил белок ярко-алым веером. На этом фоне серая радужка, казалось, была оторочена зеленым, усыпана золотыми искрами. Он видел, как сокращается зрачок, когда она на него смотрит.

– Глаз видит? – спросил он.

Она кивнула.

Он промыл глаз, закапал атропин, чтобы предотвратить образование спаек, и дал глазу снова закрыться. Рана опять кровоточила, но теперь уже не так сильно. Он приложил еще одну примочку, бережно прижал и продолжал держать. Впервые с того момента, как звук свистка пронзил неф, он позволил себе дышать глубоко, медленно. Снова взглянул на рисунок Хорвата. Потом опять на Маргарету. Она сейчас казалась гораздо меньше, чем когда мчалась по церкви. Под золотистым ежиком виднелась бледная кожа.

– Вы подготовились, – сказал он.

– Вы о чем?

– Волосы, остриженные. – Ему было неловко, что он заметил.

Она слегка улыбнулась и тут же поморщилась.

– Может быть, теперь он чувствует, как Она ползет в его чулках по дороге в Станиславов.

– Аминь, – сказал Жмудовский.

Люциуш убрал бинт, чтобы проверить кровотечение. Прекратилось.

– Гипертоническую повязку, – сказал он Жмудовскому.

– Нет, – сказала Маргарета. – Зашейте.

Он повернулся к ней, держа в руке смоченный кусок ваты.

– Рана грязная, вы знаете порядок действий. В покое рана затянется сама. Если только вы не изобрели новый способ излечения инфекций. Мы можем попробовать наложить вторичный шов, после того как сформируется грануляционная ткань.

– При всем уважении, пан доктор лейтенант. Мне придется провести в постели несколько дней.

– А если вы будете ходить, рана не заживет. Мы справимся. Вам надо отдохнуть.

– Но я не хочу отдыхать. Я хочу, чтоб вы зашили рану, она не инфицируется. Обещаю.

– Обещаете!

– Я сама могу зашить с зеркалом.

Люциуш отвел глаза и сжал челюсти, как будто пытаясь показать ей свое неодобрение, потом повернулся и снова дотронулся до раны. Он пытался оценить увиденное. Сейчас рана выглядела розовее, чище, не было больше крови и грязи. Он поднял руки: сдаюсь, вы победили.

И сказал Жмудовскому:

– Шелковую нить.

Маргарета ударила ладонью по кровати:

– Шелк! Господь с вами, доктор! Нельзя ли что-нибудь потоньше? Это мое лицо, мне же не грязь им месить!

Люциуш сжал губы, пряча улыбку.

– Хорошо. Жмудовский, конский волос. Пожалуйста. – Он снова взглянул на Маргарету, пытаясь подражать ее легкому тону. – Конский волос чистокровного жеребца-липиццанера на службе его королевского высочества. Для вас – только самое лучшее.

Жмудовский подал нить.

– А может, доктор лейтенант, прямо из задницы самого королевского величества?

Люциуш засмеялся, радуясь непочтительной шутке, чувствуя благодарность, о, какую благодарность. Маргарета просверлила санитара взглядом:

– Напомню сержанту Жмудовскому, что глупые шутки – привилегия вышестоящих. Если пан доктор изволит шутить, мы вынуждены мужественно выносить это. Но мы не должны ему уподобляться.

– Конечно, дорогая сестра, – согласился Жмудовский. Он посмотрел на Люциуша и с улыбкой покрутил пальцем у виска. Все еще не в себе, хотя уже лучше.

Люциуш склонился ниже. Он видел три основных пореза: один проходил через бровь, а другой, более длинный и глубокий, шел от переносицы к скуле. Когда он делал первый стежок, кожа немного натянулась, потом игла появилась с другой стороны. Он вытянул нить, завязал, дал Жмудовскому отрезать. Еще один, и третий. Она была совершенно неподвижна, и он ощутил, как близко сейчас их лица. Он дотронулся до ее подбородка, чтобы аккуратно повернуть голову, как будто проверяя, симметрично ли вышло, и начал четвертый стежок.

На этот раз она скривилась.

– Кокаин, – сказал Люциуш.

– Нет. – Она подняла руку, чтобы остановить его. – Вы просто слишком глубоко вошли. – Она помедлила и улыбнулась здоровой стороной лица. – Придется при случае обсудить вашу технику.

Жар начался под утро.

Он нашел ее в ризнице, ей хватило сил объяснить ему, что произошло. Она проснулась в поту перед самым рассветом, с трудом вышла в церковь, нашла термометр. Она никому не сказала, не хотела пугать. Но в комнате упала, когда пыталась встать.

На ней была солдатская пижама, мокрая от пота. Кожа блестела, лоб обжигал.

Он проклял себя за то, что послушался, когда она попросила зашить рану. Жар мог означать, что инфекция распространяется в оболочке мышц или, хуже того, проникла в кровь. Если так, он не сможет ее остановить. Теперь у него была более серьезная причина для беспокойства, чем поврежденный глаз.