Зимний солдат

Маргарета сама ампутировала обе обмороженные ступни, а потом и левую ногу, когда инфекция от раны распространилась выше колена. Что до прочего, через день Хорват оказался в том же состоянии, в каком был, когда его привезли на тачке. Он не ел. Маргарете пришлось ввести катетер в мочевой пузырь и ставить клизмы, когда у него не было стула. За импровизированной занавеской она проводила с Хорватом долгие часы, бормоча свои утешительные заклинания, как делала и прежде. Казалось, она почти от него не отходит. Однажды, мучаясь угрызениями совести, Люциуш вернулся в церковь и увидел, что Маргарета в изнеможении уснула у постели больного. Он смотрел на нее – как она сидит на полу, склонив колени на одну сторону, оперев голову на руку, плечи опущены, подрясник собрался складками – и жалел, что не может поменяться с ней местами. Он осознал, что это не просто жажда искупления. Он как будто подглядывал за чьей-то тайной, за обрядом, которого не понимал. Ему хотелось разделить с ней ту близость, которая существовала не только между ней и Хорватом, но – он теперь ясно это видел – между ней и другими пациентами. Было что-то, чего он со своей сдержанностью, своей ученостью, диагнозами и распоряжениями не мог достичь. Он не забыл рисунки Хорвата, среди которых были портреты Маргареты, а силуэт доктора вырисовывался неясно, даже угрожающе. Как будто Хорват заранее все знал.

Один, на рассвете, Люциуш раскидывал лопатой снег вокруг дерева. Но как бы глубоко он ни копал, он видел пятно, розовое и блестящее – как лед на прилавке торговца рыбой.

Когда в Лемновицах появился следующий наряд эвакуации, они завернули Хорвата в одеяла и вынесли его из церкви на носилках. Наряд уходил на север, еще дальше от дома Хорвата, от его родной Венгрии, но они не могли больше ждать. Пульс сделался неровным, они боялись, что распространяется вторичная инфекция. Может, в госпитале ему смогут помочь лучше, чем мы здесь, сказала Маргарета, и Люциуш кивнул. У него почти не было надежды, что Хорват переживет дорогу через снега, но он не мог еще раз ослушаться.

Безразличный ко всему, пришел апрель.

Лучи света пронизывали неф, а пласты снега, один за другим, соскальзывали с крыши. Свет, запах, оттаивающие холмы разбудили память о прошлогодней «нехватке», о том, как они бродили по холмам в поисках съедобных трав. Впрочем, благодаря недосмотру, который никто не спешил исправлять, им доставили столько провианта, что на этот раз голод им не грозил.

Однако он ждал – в надежде, что их вылазки с Маргаретой возобновятся. Если бы только можно было снова бродить с ней вместе, вернуться к развалинам сторожевой башни, сидеть в лесу, в косых лучах света, слушать ее песни. Может быть, тогда, там, они могли бы начать отстраивать заново то, что он разрушил.

Но стали прибывать новые солдаты.

Как певчие птицы, как талые воды, как полевые цветы, они, казалось, следовали за весной.

Первый прибыл в середине месяца, после мелкого столкновения в долине реки Прут. Безымянного, тощего как вешалка, рыжеволосого мужчину нашли, когда он бродил в рубашке, но без штанов, скрежеща зубами и уставясь перед собой пустым взглядом.

С Ужокского перевала: повар, который вышел ночью из палатки по нужде и уткнулся в исколотый штыками живот деревенской девушки, повешенной по подозрению в шпионаже. Его фамилия была Пастор, венгр; некогда франтоватые усы теперь терялись на давно не бритом лице. Недержание кала и мочи, пальцы постоянно теребят лоб, словно ко лбу что-то прилипло.

Из Станиславова: пехотинец по фамилии Корсак, позвоночник выгнут дугой, пальцы ног поджаты – с того момента, как его отшвырнуло фугасом, – шея скручена, несмотря на все усилия ее выпрямить.

И так далее. Унгвар: правая нога отрезана колесами поезда, сошедшего с рельсов, теперь не может двигать левой. Гешер, из Турки: обнаружил груду гниющих тел в амбаре, и теперь каждый раз ему кажется, что он ест гниющую плоть. Вехслер, Колмар: слепые и глухие, хотя на самом деле нет.

Люциуш вспоминал, что говорили ему о Западном фронте Берман и Брош. Эпидемия – словно какая-то зараза, восставшая из фламандской почвы, – двинулась на восток.

Еще несколько недель назад, думал он, они вызвали бы у него живой интерес, эти загадочные случаи. Но дух Хорвата витал над всем. Теперь он мог думать только о том, что сделает Хорст, если найдет всех этих солдат без ранений.

Он пробовал веронал.