ЗИМОЙ НА ПИК ЛЕНИНА (из книги "Мы растворяемся в стихии")

Запека с Медведевым должны нам помочь только перевести Володю через ледовое поле, которое находится метрах в двухстах ниже по гребню. Остальные тянут Жору. Мы прошли метров пятьдесят, как вдруг в рёве урагана почувствовали мощный толчок. Мне показалось, что небосвод треснул. Я потерял опору, ударился бедром о лед и почувствовал, что скольжу. По пути напоролся на скальный выход и за него уцепился. Недалеко от меня на таком же островке барахтался, пытаясь быстро встать на ноги, Запека. Наконец это ему удалось, он что-то кричал и вертел головой, тоже увидел, лежащих Ильинского и Медведева и в изумлении начал подбирать к себе веревку, подтягивая Чумакова. Я подошел к нему, помог, и мы снова двинулись вниз.

После ледового поля остались втроём. Запека и Медведев ушли наверх помочь ребятам. «Сброшено» 600-700 метров высоты, и Чумакову теперь легче.

Мы связались короткой веревкой и начали медленно спускаться в гигантскую «сковородку». Здесь, за гребнем, ветер немного отпустил, и чем ниже мы спускались, тем тише становилось. Снега нет, плотный фирн, ноги слегка, проскальзывают. Впереди Эрик, следом Володя, я замкнул связку. Я был в шеклтонах, Эрик в двойном вибраме. Кошки, видимо, остались наверху, и он старался идти очень аккуратно. Еще метров 400 крутого спуска. Володя становится на фирновую кочку, та срывается Вовка не смог удержаться, подбил впереди идущего Эрика, вдвоём они сдёргивают меня, и мы, догоняя и обгоняя друг друга, понеслись по склону. Метров через сто удаётся задержаться. С удвоенной осторожностью продолжаем спуск в замкнутое с трёх сторон понижение, которое получило название «сковороды». Летом обычно здесь затишье, беспощадно палит солнце. И сейчас по сравнению со свистопляской на гребне, в «сковородке» тихо.

Чтобы вставить стойки в проушины палатки, пришлось работать без рукавиц. Пальцы мигом побелели. Чумаков сидел на рюкзаке и мог только наблюдать за происходящим. Мы с Эриком упирались вовсю, чтобы удержать рвущееся полотнище. Несколько раз оно нас сдергивало, и мы, упав, барахтались в нем, скользили по вылизанному ветром фирну. Володя только поворачивал вслед за нами голову и выкрикивал: «Вы куда?! Вы куда?!» Мы, чертыхаясь, снова волокли палатку на место, и так до следующего порыва. Наконец, с пятой попытки, палатку установили. Я занырнул внутрь и первым делом начал разжигать примус. Пришлось снять рукавицы. Бело-желтыми замерзшими пальцами едва зажег спичку, но она тут же выпала из рук. Вспомнился рассказ Джека Лондона «Костер». Я принялся трясти и стучать руками друг о друга. Чувствительность не возвращалась. Растер запястье и сунул пальцы в рот. Наконец удалось распалить примус. Слегка отогрел над ним руки и начал рассупонивать рюкзаки. Слышу, приближаются голоса, идут остальные ребята. Они подтащили ко входу куль и опустили на фирн. Запека, скрестив перед лицом довольно красноречиво руки, добавил:

— Этот, Эрька, всё... конец.

Из куля вырвался слабый стон. Ильинский скомандовал:

— Ну-ка быстро внутрь все!

Ребята заполнили палатку. Рюкзаки сунули под себя и расселись вдоль стенок. Жору затянули к себе на колени. Скоро в палатке стало тепло. Только ветер снаружи потрёпывал ее бока, но люди, набившиеся в это маленькое помещение, служили надежным каркасом. Кто-то сказал:

— Ну, вроде выжили.

Долго царило молчание. Я держал примус и кастрюльку с водой на коленях. Варить было нечего. Вся пища осталась в рюкзаках, брошенных наверху. Только в карманах кое у кого завалялись сахарок или витамин "С" с глюкозой. Парни сидели, устремив напряжённые и даже чуть злые немигающие взгляды в одну точку. Жора лежал у нас на коленях совершенно неподвижно, с широко открытыми остекленевшими глазами. Они были полны фирновой крошки. Не верилось, что в нём еще теплится жизнь.

В палатке с двумя работающими примусами всех разморило после столь калёного холода. Мне вспомнился дом, друзья. Как там Жуська? Все невзгоды, споры, неувязки теперь уже и в институтских делах — все отодвинулось далеко-далеко. Захотелось рассказать о пережитой недавно несколькочасовой борьбе.

Пройдет много времени, а память ярко сохранит ее во всех подробностях. Мне посчастливилось — я оказался там, среди этих людей, видел их мужество и стойкость наяву.

И всё время, пока не возвратились, вспоминался дом, родители, детство, друзья. В один момент почему-то с ухмылкой подумал: «Кончилось моё затянувшееся отрочество». В этот день совершился скачок в зрелость. По взглядам на жизнь я оказался далеко впереди многих взрослых приятелей. После этого, будем говорить восхождения, я по-настоящему взглянул на жизнь, оценил ее до самых корешков, как после тяжелой болезни вновь вернулся из списка выбывших и не мог надышаться, нарадоваться.

Но это я осознал после восхождения, а пока у меня стоял примус на коленях, а на нем кастрюлька. В кастрюльке начинала закипать вода для Жоры и Володи.