Златокожая девушка и другие рассказы

Несколько мгновений Эрл продолжал стоять, молча и неподвижно. Затем он подошел к открытой двери, встал, разглядывая кабинет, и оставался в таком положении секунд десять или пятнадцать. Подсматривая сквозь просвет в мохнатой шерсти похожего на гориллу чучела, Джина видела, как беззвучно шевелились его губы – он будто что-то подсчитывал в уме.

Вспомнив то, что находилось во внутреннем помещении, Джина испуганно облизала губы.

Эрл направился в заваленную не распакованными коробками и тюками кладовую с грузовым шлюзом. Он поднял несколько коробок и подтолкнул их, одну за другой – так, чтобы они летели к открытой двери внутреннего помещения; оказавшись внутри этого зала, коробки озарялись солнечным светом. Эрл отодвинул несколько тюков, нашел то, что искал, и отправил мешок вслед за коробками.

Подлетев обратно к выходу из кладовой, он внезапно остановился и напрягся – ноздри его расширились, он прищурился. Эрл что-то чуял, втягивал в себя воздух. Его глаза повернулись к чучелу мохнатого чудища. Он стал медленно приближаться к чучелу, слегка расставив в стороны висящие в воздухе руки.

Эрл еще раз глубоко втянул воздух носом, затаил дыхание, заглянул за чучело и медленно, с шипением выдохнул, разочарованно хмыкнув. «Либо он может меня учуять, либо он телепат!» – подумала Джина, успевшая выскочить и броситься в зал напротив, пока Эрл разбирал коробки и раздвигал тюки. Теперь она спряталась под широким диваном. Лежа на животе, Джина следила за тем, как Эрл внимательно осматривал чучело. У нее по спине бежали мурашки: «Он меня чует, чувствует, что я здесь!»

Эрл встал в дверном проеме внутреннего зала; его глаза шарили по всему кабинету. Затем он осторожно, медленно закрыл дверь, задвинул засов изнутри и повернулся спиной к двери.

Минут пять он занимался коробками и мешком, распаковывая их и расставляя на полках их содержимое – судя по всему, бутыли с белым порошком.

Джина приподнялась над полом, прижавшись спиной к днищу дивана, и переместилась в положение, позволявшее ей незаметно наблюдать за происходящим. Теперь она поняла, почему Фозерингей назвал Эрла «выдающимся зоологом».

Было другое слово, служившее для него гораздо лучшим определением – незнакомое слово, которое Джина не смогла сразу отыскать в памяти. Ее лексикон был не обширнее любой ее сверстницы, но когда-то она слышала это слово, оно произвело на нее должное впечатление.

Тератология! Вот оно, подходящее слово! Эрл Эйберкромби был тератологом.

Так же, как экспонаты других его собраний, чудовища были для Эрла всего лишь готовыми образцами, которых он мог коллекционировать почти беспорядочно. Они были выставлены в застекленных шкафах. В глубине помещения панели не пропускали солнечный свет, и в холоде космического вакуума эти существа могли храниться практически вечно без набивки и бальзамирования.

Чудовища эти были разнообразны. Здесь были представлены уроды человеческого происхождения – макроцефалы и микроцефалы, гермафродиты, существа с лишними конечностями и без конечностей, существа с наростами кожи и плоти, напоминавшими шишечки на дрожжевом субстрате, скрученные петлями люди, безликие твари, зеленые, синие и серые люди.

Здесь хранились и другие, не менее отвратительные экспонаты – хотя, возможно, в привычной им среде они были нормальными: всевозможные монстры из нескольких десятков кишащих жизнью миров.

С точки зрения Джины предельным извращением был бросавшийся в глаза, висевший в большом стеклянном шкафу толстяк. Вероятно, он сам заслужил почетное место в коллекции уродов. Это был человек, разжиревший настолько, что Джина не могла поверить своим глазам. Рядом с ним стюард Веббард показался бы жилистым атлетом. Будучи опущен на поверхность Земли, этот человек просто растекся бы, как выброшенная из воды медуза. Здесь, на Станции Эйберкромби, он невесомо парил в вакууме, распухший и раздувшийся, как зоб поющей жабы! Джина взглянула на лицо толстяка – и приглянулась снова. Густые светлые кудри на голове…

Эрл зевнул и потянулся, после чего стал раздеваться. Полностью обнажившись, он стоял посреди своего паноптикума и медленно, сонно обозревал шкафы, наполненные жуткими шутками природы.

Он принял какое-то решение – лениво направился к одному из шкафов и повернул переключатель.

Джина услышала тихое, почти мелодичное гудение, а затем шипение; ей в лицо повеял резкий запах озона. Через пару секунд она услышала вздох – впустив воздух, дверь стеклянного шкафа открылась. Заключенное внутри существо, вяло пошевеливая конечностями, выплыло наружу…

Джина плотно поджала губы и отвела глаза в сторону.

«Выйти замуж за Эрла? – она скорчила гримасу. – О нет, господин Фозерингей! Выходите за него замуж сами, у вас это лучше получится… Два миллиона долларов?» Джина содрогнулась. Пять миллионов – да, это звучит неплохо. За пять миллионов можно выйти замуж и за такого. Однако это все, что она сделает. Сама наденет кольцо на палец, не будет никаких поцелуев новобрачных. Она – Джина Парльé, а не фарфоровая статуэтка святой мученицы. Но у всего есть предел, а это… это было уже слишком.

VII