На всем протяжении детства Джины Ангельск постепенно погружался в разруху и запустение. Неподалеку от города на фоне серебристого неба Кодирона возвышаются три древних вулканических останца: Эль-Примо, Эль-Панатела и Эль-Тьемпо. Когда-то в осыпях сланца под этими окаменевшими вулканическими горловинами блестели длинные шестигранные кристаллы, обладавшие уникальной способностью преобразовывать звуки в мгновенные разноцветные вспышки. Горняки-первопоселенцы приходили ночью к подножиям огромных каменных столбов и стреляли из ружей, любуясь быстро разбегавшейся вдаль волной радужных искр.
Рудники принесли Ангельску процветание. Приобретались, разрастались и растрачивались состояния. Строились дома, был оборудован космопорт с надлежащими складами, и Ангельск стал типичным поселением далекой планеты – во многих отношениях сходным с тысячами других, но, тем не менее, отличавшимся неповторимым характером, делавшим его именно Ангельском. Местное солнце, звезда Минтака Суб-30, выглядит как маленький слепящий голубовато-белый диск, а небо напоминает оттенком поверхность черной жемчужины. Почва Кодирона отвергала земную растительность: вместо гераней, цинний, анютиных глазок и петуний вокруг беленых домов росли могадоры, паломнические лозы с трепещущими шмелеобразными ягодами и огромные массы медвежьих грибов на дрожжевых клумбах.
Затем, один за другим, как бездетные старцы вымирающего клана, рудники стали закрываться – почти незаметно, почти украдкой – и это казалось началом конца Ангельска. Горняки уезжали, закрывались двери пассажей и казино, где быстро тратились быстро приобретенные деньги, краска отслаивалась от стен в боковых улочках.
Но в процесс вмешался неожиданный переменный фактор: озеро Арканзá.
Озеро это простиралось от Ангельска до горизонта, ржаво-зеленоватое и ровное, как бильярдный стол, покрытое коркой водорослей полуметровой толщины, хрупкой под ударом, но достаточно прочной, чтобы выдерживать существенный рассредоточенный вес. Безработные горожане смотрели на эту обширную плоскость и подумывали о выращивании пшеницы – такой, какая росла в Северной Африке, на Великих Равнинах Северной Америки, в степях Украины. С Земли вызвали ботаников, и селекционеры вывели не только породу пшеницы, полюбившую минеральный состав почвы на Кодироне и успешно сопротивлявшуюся местным грунтовым вирусам, но и отличавшиеся теми же свойствами кукурузу, сахарный тростник, цитрусовые сорта, дыни и огородную зелень.
Направление развития Ангельска изменилось. И теперь, когда дышащее на ладан дряхлое аэротакси поднялось в воздух над космопортом и полетело к городу над плоской вершиной Табачного Свидетеля, Джина поразилась. Она ожидала увидеть то, что помнила – распутство и распутицу, а обнаружила аккуратные фермерские дома, чистые улицы и явные признаки благополучия.
Пилот повернулся к ней: «Где вы хотели бы приземлиться, барышня?»
«У гостиницы. Постоялый двор Полтона все еще существует?»
Пилот кивнул: «Существует. А еще у нас есть новая гостиница в центре, „Приют Суна“. Там роскошно, но дорого».
«Высадите меня у Полтона», – сказала Джина. Она хотела бы держаться неприметно.
Пилот смерил ее оценивающим взглядом: «Похоже на то, что вы у нас уже бывали раньше».
Джина раздраженно закусила губу. Она предпочитала, чтобы ее принимали за приезжую и ни в коем случае не связывали с четырьмя мужчинами, убитыми семь лет тому назад. «Мой отец работал в рудниках и рассказывал об Ангельске», – пояснила она.
Скорее всего, ее никто не должен был узнать. Семь лет тому назад о четырех убийствах в Ангельске разговоры ходили бы примерно неделю, после чего все это выветрилось бы из памяти местного населения – тогда здесь совершались сотни других убийств. Никто и не подумал бы, что мадемуазель Алиса Янг, как она теперь себя называла – одичавшая бродяжка в лохмотьях, какой была десятилетняя Джина Парльé. Тем не менее, осторожность никогда не помешает.
«Да, я остановлюсь у Полтона», – повторила Джина.
Постоялый двор Полтона – длинное ветхое строение под односкатной крышей, с широкой верандой и фасадом, заросшим синей паломнической лозой – расположился на пологом возвышении, откуда открывался вид на город. В первые годы существования Ангельска это заведение служило не более чем спальным бараком для горняков; затем, когда город остепенился, Полтон внес некоторые улучшения и даже осмелился называть свой барак «гостиницей». Насколько помнила Джина, Полтон – согбенный старик, обращенные вниз глаза которого бегали так, словно он искал какой-то упавший предмет – упорно оставался холостяком и сам выполнял всю работу, не нанимая даже судомойку.
Пилот опустил такси на утрамбованную грунтовую площадку перед конторой Полтона и хотел было помочь Джине спуститься из кабины, но Джина уже спрыгнула на землю – мягко, как кошка. Она взбежала на веранду, позабыв о намерении изображать из себя в высшей степени приличную молодую особу.
Полтон стоял в углу веранды – с тех пор, как Джина видела его в последний раз, он еще больше согнулся и скособочился.