В первой коробке она нашла счета, квитанции, аннулированные чеки. Вторая содержала альбом с фотографиями – его Джина отложила в сторону – и несколько кассет со звукозаписями. В третьей коробке… Джина насторожилась, подняла голову. Кто-то осторожно поднимался по лестнице – затрещала половица. Джина вздохнула и обернулась.
На чердак заглянул Джейм Моралес. Он усмехался, оскалив зубы – что сделало его физиономию исключительно неприятной.
«Так и знал, что найду тебя здесь», – тихо сказал Джейм.
«Я так и знала, что ты сюда придешь», – отозвалась Джина.
Он сделал шаг вперед: «Хитрая маленькая воровка…»
Лицо Моралеса изменилось так же, как вчера вечером. Джина напряглась. Еще немного, и…
«Джейм!» – позвала его Джина.
«Да?»
«Ты боишься умереть?»
Он не ответил, но смотрел на нее, как кот на мышь.
Она сказала: «Если ты не будешь очень осторожен, ты умрешь».
Моралес беззаботно сделал еще один шаг вперед.
«Не подходи ближе!»
Он надвигался, слегка наклонившись и протягивая к ней руки.
«Еще два шага, Джейм…»
Она показала ему то, что держала в руке – маленькую металлическую коробочку, не больше спичечного коробка. Тонкий дротик, вылетевший из почти незаметного отверстия в коробочке, глубоко погружался в тело человека, после чего взрывалась тонкая обмотка митрокса на дротике.
Джейм сразу остановился: «Не посмеешь! Ты не посмеешь меня убить!» Его умственные способности были недостаточны для того, чтобы представить себе Вселенную без Джейма Моралеса. Расправив плечи, он бросился вперед.
Дротик тихо просвистел в воздухе, оставив морщинку на рубашке Моралеса. Джина услышала глухой звук внутреннего взрыва, увидела, как вспучилась грудь Моралеса, почувствовала сотрясение пола, когда его тело упало.
Она поморщилась и медленно засунула коробочку с дротиками в рукав, после чего вернулась к рассмотрению коробок. Может быть, не следовало заманивать Джейма россказнями о спрятанном сокровище – не слишком справедливо было подвергать такому искушению тщеславного глупца.
Джина вздохнула и открыла третью коробку. В ней лежали календари – так же, как и в четвертой. Джо Парльé хранил старые календари – в них он отмечал красным карандашом каждый день и по окончании каждого года откладывал «использованное время» на память. В свое время Джина видела, как он делал заметки в календаре – возможно, чтобы не забыть то или иное обстоятельство. Но тогда, в детстве, она не умела читать.
Она пролистала календари за последние семнадцать лет, просматривая многочисленные краткие примечания. Январь, февраль, март… Ее внимание привлекла сделанная поблекшими синими чернилами корявая строчка: «Напомнить Молли, в последний раз, навестить ее чертово отродье».
Молли.
Так звали ее мать. Кто была эта Молли? Любовница Джо? Может ли быть, что сам Джо Парльé был ее отцом?
Джина поразмышляла и решила, что это было маловероятно. Слишком часто Джо проклинал судьбу за то, что ему приходилось ее содержать. Она хорошо помнила, какие кошмары мучили Джо, когда он напивался до безумия.
Как-то раз она уронила на пол поднос; резкий металлический звон нарушил неустойчивое душевное равновесие старого игрока и пьяницы. Джо стал вопить голосом, звенящим, как труба; он проклинал ее существование, ее глаза, ее зубы, даже воздух, которым она дышала. Он сообщил ей – бессвязно, отрывисто, с дикой ненавистью – что с удовольствием прикончил бы ее, чтобы больше на нее не смотреть, и что он еще этого не сделал только потому, что рассчитывал ее продавать, как только она вырастет. Таким образом, вопрос был решен. Если бы Джина была его кровным ребенком, он носил бы ее на руках и делал для нее все, что мог, она стала бы для него символом надежды на способность начать новую жизнь.
Нет, Джо Парльé не мог быть ее отцом.
Но кто была Молли?
Джина подобрала альбом с фотографиями – и замерла, задержав дыхание. Снаружи, с улицы, послышались шаги. Кто-то подошел, остановился. Кто-то часто, настойчиво постучал в закрытую дверь салуна, стал ее дергать, позвал кого-то – Джина не поняла, кого именно. Посетитель снова подергал дверь, после чего шаги удалились. Снова наступила тишина.
Джина уселась на коробку и открыла альбом.
VIII
Первые фотографии относились к детству Джо Парльé. Альбом содержал не меньше дюжины снимков дома на сваях – где-то на Венере, по-видимому на Коньячном побережье. Болезненно бледный мальчуган в оборванных розовых шортах – в нем уже можно было узнать будущего Джо – стоял рядом с полногрудой женщиной суровой внешности. На следующих страницах Джо стал молодым человеком, позировавшим рядом с видавшим виды аэрофургоном модели «Долголёт». За ним виднелись коричневые деревья с белыми кисточками на ветках; к тому времени Джо все еще оставался на Венере. На одну из страниц была наклеена единственная фотография привлекательной девушки с довольно-таки бессмысленным выражением лица. Под ее снимком Джо накарябал зелеными чернилами: «Не повезло тебе, Джо!»