Златокожая девушка и другие рассказы

Перрин порывисто поднялся на ноги. Как правило, Сегильо выражался кратко, сухо, выразительно: «Так ты уверен в том, что с тобой все в порядке?»

«Как новенький!»

Это больше походило на обычного Сегильо. «Может быть, тебя подбодрит глоточек виски?»

«Удачная мысль».

Перрин знал, где Сегильо держал запас бутылок: «Посиди здесь, я принесу тебе стаканчик».

«Ладно, посижу».

Перрин поспешил внутрь маяка и взобрался по двум пролетам лестницы в каптерку. Сегильо мог остаться на крыльце – а мог и не остаться. Что-то в его позе, в его взгляде, потерянном в морских просторах, заставляло предположить, что он, скорее всего, снова исчезнет. Перрин нашел бутылку и стакан, бегом спустился по лестнице. Почему-то он знал, что Сегильо исчезнет.

Сегильо исчез. Его не было на ступеньках, не было нигде на открытой всем ветрам скале Айзеля. Если бы он поднялся по лестнице, Перрин не мог бы его не встретить. Может быть, он снова спрятался в аппаратной и залез под генератор?

Перрин распахнул дверь, включил свет, наклонился, заглянул под корпус генератора. Никого.

На ровном, жирном слое пыли не было следов – здесь никогда никого не было.

Где пропадал Сегильо?

Перрин поднялся на самый верх маяка, после чего тщательно обыскал каждый укромный уголок всего сооружения, вплоть до выходной двери. Сегильо нигде не было.

Перрин вышел на скалу. Кругом было пусто – Сегильо не нашелся.

Сегильо пропал. Темные воды Морнилам-Вара вздыхали и плескались под уступом скалы.

Перрин открыл было рот, чтобы закричать, чтобы голос разнесся над озаренными лунами волнами – но почему-то почувствовал, что кричать было бы неуместно. Он вернулся в здание маяка, сел перед радиофоном и стал неуверенно вращать ребристые круглые ручки – неуверенно, потому что обязанности радиста обычно выполнял Сегильо. Сегильо сам собрал это устройство из компонентов двух старых, сломанных приемников.

Перрин осторожно нажал на клавишу переключателя. Экран заискрился и засветился, из громкоговорителя послышалось тихое потрескивающее гудение. По экрану мелькали голубые полоски и быстро проносились, как брызги, мелкие красные пятнышки. Появилась размытая, тусклая физиономия. Перрин узнал младшего клерка из управления Комиссии в Космограде и торопливо произнес: «Говорит Гарольд Перрин из маяка на скале Айзеля. Пришлите мне замену!»

Лицо на экране виднелось словно сквозь толстое гранулированное стекло. Едва слышный голос пробился сквозь треск и шипение: «Отрегулируйте настройку… ничего не могу разобрать…»

Перрин повысил голос: «Теперь вы меня слышите?»

Лицо на экране колыхалось и тускнело.

Перрин закричал: «Маяк на скале Айзеля! Пришлите замену! Слышите? Человек пропал без вести!»

«…сигнал не принимается. Подготовьте отчет, пошлите…» – голос клерка потонул в помехах.

Яростно бормоча ругательства, Перрин вращал ручки, нажимал на клавиши – тщетно. Он ударил по радиофону кулаком. Экран отреагировал ярко-оранжевой вспышкой и погас.

Перрин забежал за экран и пять минут отчаянно пытался привести в чувство переговорное устройство – тщетно. Ни изображения, ни звука.

Перрин медленно распрямился и заметил, взглянув в окно, как пять лун соревновались в беге на запад. «Когда пять лун восходят вместе, – говорил Сегильо, – лучше ни во что не верить». Сегильо исчез. Он уже исчезал раньше и возвращался; может быть, снова вернется. Перрин поморщился и содрогнулся. Теперь было бы лучше, если бы Сегильо больше не появлялся. Подбежав к выходной двери, Перрин захлопнул ее и задвинул засов. Пусть Сегильо ошивается снаружи, если вернется… Прислонившись спиной к двери, Перрин некоторое время стоял и прислушивался. Затем он направился в аппаратную и снова заглянул под генератор. Никого. Плотно закрыв за собой дверь аппаратной, он поднялся по лестнице.

Ни в каптерке, ни в кладовой, ни в ванной, ни в спальнях никого не было. В фонарном помещении никого не было. На крыше никого не было.

В здании маяка никого не было, кроме Перрина.

Он вернулся в каптерку, заварил кофе и полчаса сидел, прислушиваясь к вздохам прибоя под уступом скалы, после чего пошел спать.

Проходя мимо комнаты Сегильо, он заглянул внутрь. Койка пустовала.

Утром, когда Перрин поднялся наконец с постели, у него пересохло во рту. Мышцы затекли и напряглись, как связки прутьев. Глаза, слишком долго смотревшие в потолок, горели. Он сполоснул лицо холодной водой и, подойдя к окну, окинул взглядом горизонт. С востока половину неба затянула пелена грязноватых туч; сине-зеленая Магда потускнела, как древняя монета, покрытая патиной. Вода отсвечивала маслянистыми сине-зелеными пленками – пленки растекались, сливались и разрывались… Вдали, на южном горизонте, Перрин заметил пару черных барж, подгоняемых попутным течением к Космопорту. Уже через несколько секунд их силуэты исчезли в туманной дымке.

Перрин повернул рубильник; сверху послышалось прерывистое гудение замедляющегося, гаснущего люминифера.