Злоба

– На какое-то время постарайся не забредать слишком далеко от крепости. И держись подальше от Баглуна. Не хочу слышать о несчастных случаях на охоте, буде с тобой произойдет что-то подобное.

– Постараюсь, – сглотнул Корбан.

– Это всё, парень.

– С-спасибо, – промямлил Корбан и вышел из комнаты.

Семья ждала его в коридоре. Кивэн взяла его за руку и крепко сжала ладонь. Они молча прошли через замок, выбрались на улицу под проливной дождь, да так и шли, не говоря ни слова, до самого дома.

На кухне Корбан сел за стол, дал маме приготовить ему чашку похлебки. Пригубил немного, но отвар не лез в горло. Через некоторое время он сказал, что устал, и пошел к себе в комнату. Закрыл дверь и бросился на свою лежанку, потом на глаза вновь стали наворачиваться слезы, тело задрожало, будучи не в силах больше глушить рыдания, и он зарылся лицом в одеяла. В ушах так и звенел прощальный вой Грозы.

* * *

Вдалеке, на холме, появился резкий контур Бадана, а за ним куда ни глянь расстилалось Темнолесье. С того дня, как Корбан оставил Грозу в Баглуне, прошло три луны, и до Нарождающейся луны оставалось всего шесть ночей. Он все еще чувствовал потерю – у него как будто пропала некая часть тела. По-прежнему то и дело казалось, будто он краем глаза заметил, как она бежит за ним следом, но боль, которую он ощущал поначалу, с тех пор притупилась. Совсем не сразу. Больше десяти ночей засыпал он в слезах, сдерживая рыдания, пока не закрывал дверь спальни, убедившись, что остался один. Боролся с тягой побродить по Баглуну, знал: если он снова увидит ее, то все усилия пойдут насмарку, а оттого, что несколько ночей подряд он явственно слышал ее вой где-то под стенами Дун-Каррега, стало еще горше. Дат сказал ему, что где-то за Гаваном глухой ночью видели Грозу, воющую в сторону крепости.

Эвнис выезжал охотиться на Грозу каждый день; с ним всегда ехал целый отряд дружинников из его имения, а также Хельфах со сворой гончих. Каждый раз они возвращались с пустыми руками, поэтому с течением времени отправлялись на охоту все реже и реже, покуда ко дню середины зимы почти совсем не сдались.

Рэйф выздоровел, его рука осталась исполосована глубокими шрамами, но зажила. Корбан видел его редко, но всякую встречу чувствовал себя неуютно – в мыслях всегда всплывала приснопамятная схватка среди деревьев. Рэйф избивал Фаррелла, пытался проделать то же самое с ним, но все воспоминания отзывались в душе у Корбана главным образом печалью.

Он поерзал в седле, рассеянно потрепал Щита по шее. Пока что это был самый долгий путь, который преодолевал его конь. Корбан прямо чувствовал под собой его юный задор – Щит так и рвался пуститься вскачь, но мальчик сдерживал его прыть и заставлял шагать наравне с остальной огромной колонной в серых накидках, которая тянулась вперед и назад.

Бренин со всем своим двором направлялся в Нарвон, чтобы лично присутствовать при переплетении рук Утана бен Оуайна и Кайлы ап Гетин. И более того – чтобы засвидетельствовать заключение союза между их землями или что-то вроде того, как неустанно твердил Эвнис в любой беседе.

Гар не советовал Корбану ехать на Щите, сказал, что он все еще слишком юн и горяч, но ехать на какой-нибудь другой лошади Корбан наотрез отказался. После разлуки с Грозой он не был готов расстаться еще и со Щитом. В конце концов Гар сжалился, хотя, возможно, этому поспособствовал недобрый взгляд мамы.

Где-то впереди протрубил рог, и Корбан вытянул шею, чтобы обозреть всю колонну. Мэррок, который ехал рядом с Пендатраном, снова извлек из рога протяжную ясную ноту, и через мгновение со стороны Бадана донесся ответный звук.

Город теперь был намного ближе, и Корбан уже различал на деревянных стенах человеческие фигуры. Он увидел, как открылись ворота, оттуда высыпали всадники, Гетин с дочерью и почетный караул.

Посреди тракта обе кавалькады объединились, колонна на некоторое время остановилась, а затем снова пришла в движение. Идя дорогой, они миновали огромный каменный круг – плиты вздымались высоко над головами; оставив круг позади, проследовали по великаньему тракту дальше и нырнули под сень ветвей Темнолесья.

Как и прежде, Корбан ехал в обществе Брины, поскольку он был официально приставлен к ней как ученик (хотя сам он все еще был не в восторге от этой мысли). Впрочем, по правде говоря, большинство людей особо-то и не нуждалось в поводе, чтобы примкнуть к маленькому войску. В дорогу отправились даже его родители – сейчас они ехали где-то сзади.

Одну ночь в Темнолесье они уже провели, и теперь дело споро шло ко второму закату. При мысли о Баглунском лесе в памяти тут же всплыл образ Грозы.

Он вздохнул.

– Чувствуешь ли ты себя здесь в безопасности? – спросил он Брину.