Злые вихри

Пославъ свою пригласительную записку Аникеву, Нина очень волновалась. Ей чудилось, что отъ свиданья съ нимъ зависитъ нчто очень, очень важное въ ея судьб. Не отвтитъ онъ, ухалъ изъ Петербурга -- значитъ, ей грозитъ неудача во всхъ ея планахъ и замыслахъ жизни. Здсь онъ, придетъ -- значить, все хорошо,-- хорошо есть и будетъ.

Онъ отвтилъ коротко, сухо, оффиціально, что исполнитъ ея приказаніе и явится въ назначенный часъ.

Она такъ обрадовалась, что не обратила даже вниманія на тонъ его отвта, который въ другое время непремнно показался бы обиднымъ ея юному самолюбію.

Съ утра уже она чувствовала себя въ возбужденномъ состояніи, какъ человкъ, давно жившій въ полномъ одиночеств и ожидающій скораго свиданія съ самыми близкими родными и друзьями. Это было именно такое чувство: все близкое, родное и интересное теперь заключалось для нея въ Аникев. Почему что такъ, откуда взялось это -- она ничего не понимала, да и не спрашивала себя объ этомъ.

Несмотря на всю свою живость, она такъ ужъ умла владть собою, что Марья Эрастовна, зорко за нею слдившая, ровно ничего въ ней не замтила.

Аникевъ въ назначенное время, то-есть, ровно въ половин восьмого вечера, явился. Марья Эрастовна была сильно не въ дух. Она и досадовала на себя за то, что согласилась на сумасбродное желаніе Нины, и въ то-же время сознавала, что не согласись она -- и эта занозистая, полоумная, но уже милая ей двчонка сдлаетъ что-нибудь еще несуразне.

Пусть ужъ лучше вс ея глупости будутъ открыты, у нея на глазахъ.

Однако, что-же подумаетъ этотъ господинъ, что онъ вообразитъ? Какова роль ея, Марьи Эрастовны?

«А чортъ съ нимъ! Пусть думаетъ, что хочетъ!..» -- ршила она и въ то же время почувствовала, что если нининъ пвецъ ей не понравится, она все-же сразу оборветъ это.

Когда о немъ доложили, она сказала Нин:

-- Оставайся пока у себя, теб нечего мн представлять его. Я сначала одна выйду въ гостиную, а потомъ ужъ и ты можешь.

Увидя предъ собою нсколько смущенное, блдное и усталое лицо Михаила Александровича, она поразилась въ немъ сходствомъ съ кмъ-то. Но съ кмъ -- не могла вспомнить. Что-то знакомое, очень знакомое, далекое и малое для ься было въ этомъ человк. И притомъ совсмъ не такимъ она его себ представляла.

Она пригласила его ссть и, со свойственнымъ ей спокойнымъ апломбомъ, объяснила ему по своему вс обстоятельства. Она даже рекомендовала себя, какъ большую любительницу музыки и пнія, хотя въ дйствительности до сихъ поръ была довольно равнодушна ко всмъ искусствамъ. Она даже солгала, что много слышала о немъ, Аникев, давно хотла съ нимъ познакомиться, но нигд не могла его встртить, такъ какъ живетъ въ Петербург обыкновенно не долго и не бываетъ въ обществ.

-- Вы ужъ меня, старуху, извините,-- говорила она:-- я человкъ простой, такъ сказать, отставная полковая дама. На пріхали бы вы такъ вотъ, безъ церемоніи, я бы и сама къ вамъ похала, не смутилась...

«Шутъ бы побралъ эту Нинку,-- думала она:-- этакую ерунду я порю по ея милости!.. Коли дуракъ -- такъ повритъ!..»

Аникевъ не то что врилъ или не врилъ, а просто чувствовалъ себя очень неловко. Приглашеніе Нины его даже разсердило, но онъ не нашелъ въ себ силы, по своему характеру огорчить эту маленькую хорошенькую психопатку, быть съ нею невжливымъ. Конечно, въ немъ было при этомъ и нкоторое любопытство посмотрть, что все это значитъ и что такое творится теперь съ Ниной. Была въ немъ, наконецъ, и злость: онъ зналъ, отъ Вово о сплетн, соединившей его имя съ именемъ Ninette... все это было необычно, дико, странно,-- а онъ любилъ необычное.

Его смущенье скоро прошло. Кругленькая генеральша, хотя мысленно и бранилась, и толковала что-то не совсмъ подходящее, все-же сразу ему понравилась. Онъ отвтилъ ей приличными по обстоятельствамъ фразами, поблагодарилъ за вниманіе любезность и комплименты, и ждалъ -- какъ выйдетъ и что скажетъ Нина.

Она вышла очень спокойная по виду, крпко сжала его руку, сла напротивъ него и глядла ему въ глаза съ непонятнымъ вопросомъ въ глубокихъ синихъ глазахъ.

Онъ нашелъ, что она измнилась въ эти три съ половиною недли, будто выросла, будто стала больше женщиной. И при этомъ она еще похорошла. Онъ любовался ею. Неловкое молчаніе началось и продолжалось. Но ни Аникевъ, ни Нина его не замчали; замчала его только Марья Эрастовна.

«Охъ, влюблены! Ишь глядятъ другъ на друга!.. Охъ, чтобъ васъ -- изволь теперь возиться!..»

Наконецъ, Аникевъ сообразилъ, что надо прервать молчаніе, и заговорить съ Ниной. Хотя маленькая княжна и отдала ему торжественно свою братскую дружбу, но все-же въ такой обстановк, при этой совсмъ новой и совсмъ еще непонятной кругленькой старушк -- какой интересный разговоръ могъ быть между «браткомъ и сестрицей?»

Аникевъ ухватился за единственное: онъ заговорилъ о Вово.

-- Я никого съ тхъ поръ не видала,-- сказала Нина:-- и его тоже. Онъ всегда называлъ себя моимъ другомъ и, если-бы хотлъ меня видть, могъ бы пріхать сюда, тетя его знаетъ... я бы его приняла. Я его люблю, онъ добрый... Очень жаль... Я вижу, что и онъ теперь меня боится...