Брат обеими руками нелепо сжимает глупого змея со свисающим до земли хвостом. Мама очень просила, чтобы углы шкатулки не выпирали, сама помогла спрятать, улыбнулась, потрепала младшего по щеке и попросила не бояться. Всё будет хорошо. И папа на крыльце, увидев испуганных детей, тоже подмигнул, и сказал, что всё будет хорошо. И дядя Четвертак, услышав слова папы, расхохотался и тоже сказал, что всё будет хорошо. Даже лучше, чем ожидалось. И только толпа горожан впереди ничего не говорила. Наверное, не знала, хорошо теперь будет или не хорошо. И папина Малая Дружина ничего не говорила, потому что мертва: по всему терему лежат зарубленные или заколотые в спину тела. Двое — у ворот, вросших в землю. Закрыть не получилось. Папа доверял горожанам.
— Ну, что, брат, — хлопнул в ладоши дядя Четвертак. — Сам видишь, не твой день.
— Брат брата в спину ударил?
— Не ударил — пощадил. Ступай, не доводи до греха. Я и так сделал больше, чем надо.
Дядя Четвертак похлопал папу по спине, подтолкнул с крыльца терема.
— Иди, Миродар, не искушай Недолю.
Папа оглянулся на маму, окинул взглядом детей, посмотрел на Восточную. Молчаливый народ стоит вдоль улицы, ждёт. Руки отца сжались в кулаки, но звук покидающего ножны меча остановил. Плечи Миродара опустились, сам съёжился, поник.
— Пойдём, Ждана. Идёмте, дети… — Повернулся к дяде Четвертаку. — Прощай брат. Что жизнь сохранил, на том и спасибо. Как же так получилось, что все бояре с дружинами на кордонных весях оказались?
— Не ты ли хотел с Змеевыми землями союз заключить? — Хмыкнул дядя, заправив большие пальцы за пояс. Шумно вздохнул, расправил рубаху, собрав на спине складку. Так по-хозяйски и оставил руки за спиной. — Переполошились бояре.
— Змеевы земли неопасны. Сам ещё поймёшь, что пользы от них больше, чем угрозы.
— Ну, раз там безопасно, так и ступай туда с миром. А мы тут сами как-нибудь управимся. Тебе телегу в дорогу дать? Да что это я. Не пешком же женщине с детями идти. Эй!
Четвертак обернулся, махнул воину, тот убежал на задний двор.
— Ночи сейчас тёплые, да берегись, князь, разбойники поймают, припомнят тебе дружков своих, по ветвям развешанных.
— На убой гонишь?
— Это уж как получится. Я своё дело сделал. А там, как вам Доля совьёт.
С заднего двора привели телегу, запряжённую серой кобылкой. Кобылку эту, Чыдамлы, Мечислав знал хорошо: самая низкая в конюшне, неприглядная. Некрасивая, не понять, почему папка её не продал. Миродар усадил детей на повозку, помог маме устроиться, забрался на передок, взялся за повод.
— Эй, князь!
Папка повернулся, нахмурился. Едва слышно шепнул маме:
— Начинается, пригни детей. Чего тебе, брат-благодетель?
— Возьми в дорожку, пригодится. — Четвертак достал из-за спины крупную репу. Бросил в кузов телеги. — Эй, кряжинцы! Нешто дадите своему князю в дороге с голоду помереть?
— Прячь детей, Ждана!
Крикнув, папка так хлестнул лошадку, что та дёрнула телегу. Толпа только этого и ждала. Репа полетела со всех сторон, народ кричал, улюлюкал, смеялся. Несколько плодов попали по испуганной кобылке, ударили папку в плечо и голову, но тот нахлёстывал Чыдамлы, не давал врезаться в толпу, правил к воротам. Тверд заплакал, увидев искажённое болью лицо матери. Мечислав терпел, нельзя княжичу реветь на людях, но слёзы потекли против воли.
***
Репы хватило на неделю. Последний плод мама сварила утром с травками в котелке, кинутом в телегу кем-то сердобольным. Тогда казалось, что кинули со зла, но разбирая под утро вещи, увидели котму с небольшим котелком, черпаком, огнивом и сушёным мясом. Поблагодарив за глаза добродея, Миродар развёл костёр, набрал из ручья воды. Мясо Ждана есть не разрешала, варила похлёбку. С водой получалось сытнее. Но всё равно гостинца хватило лишь на четыре дня. Пару раз удавалось поймать русака, тогда ели дважды в день: ползайца на ужин, да ещё с утра. Настоящий пир. Из оружия Миродару оставили лишь нож, и на том спасибо. Поговорил с женой. Поспорив, решили ехать к Тихомиру, старому боевому товарищу.
***
Отца убивали долго. Повесили за руки на столбе, и издевались так, что ни один зверь не придумает. Выведывали, откуда такой златотканный купец взялся, да где его караван потерялся. Отец кричал, ругался, направлял воров к Кряжичу, но ни разу не взглянул сторону кустов, где пряталась семья.
Мечислав, откуда и силы взялись, держал маму и брата, зажимая им рты, шептал, чтобы закрыли глаза. Брат закрыл, а мама не могла, смотрела и старела прямо на глазах.
Убедившись, что шум стих окончательно, Мечислав поднялся, взял безвольную руку матери и дрожащую брата. Повёл из кустов к указанной отцом тропинке.
Отец не дожил всего три перехода. Не знал, что между кряжицким княжеством и Змеевыми землями есть узкая полоска без закона и правителя. Даже не полоска, островок. Потом, научившись читать карты, Мечислав не мог взять в толк, почему из десятка дорог они выбрали самую опасную.