Мы шагнули в лабиринт дощатых коридоров, ведущих к зверинцу. Из клеток с обезьянами доносился оглушительный шум. Последний раз я видел и слышал этих животных пять лет назад, в лесу под дождём на северо-западе Амазонки. Но тогда это был рёв свободного зверя в своей стихии, а здесь за решёткой бесновались существа, лишённые партнёра. Пока они вовсю орали «всухую», Ройзин постучал в одну из клеток. Её узник тут же рванулся вперёд, норовя перегрызть зубами стальные прутья.
– Не сидят без дела! – крикнул мне в ухо мой проводник по здешним мирам, и мы покинули обезьяний круг преисподней.
– Вам сейчас покажут только предварительные результаты, – заметил Ройзин, входя в кинозал. – Мы делали то же самое, что и с крысами.
Свет погас, и на экране появился Ройзин со своей пушистой шевелюрой. Он стоял у клетки, где бесновался агрессивный экземпляр макаки-резуса, сородичей которого мы сейчас видели. Голос Ройзина на плёнке записался невнятно, но поведение обезьян говорило само за себя. Через двадцать минут после нанесения эмульсии животное заметно успокоилось. Даже когда его трогали прутиком, оно не бросалось на решётку, а отступало в глубь клетки, принимая, как отметил Ройзин, типично кататоническую позу. На прочие возбудители реагировало вяло, без прежней агрессивности. Отлучившись на время и вернувшись, учёный и лаборант застали обезьяну в том же самом положении, что и шесть часов назад.
– Теперь мы можем увеличить дозу, и проделать кое-что ещё, – сказал мне Ройзин у себя в кабинете. – Пока что нам удалось выяснить лишь одно – что бы в этом порошке ни содержалось, он может быстро и радикально изменить поведение.
Ройзин откинулся на спинку кресла.
– Хочу вам вот что сказать. За много лет работы с доктором Клайном через эту лабораторию прошло много разных веществ. Ваше – самое необычное.
– А как вы думаете, где его могут использовать?
– Сейчас нельзя сказать определённо.
– И всё-таки?
– Возможно, в сердечно-сосудистой хирургии. Это вещество не поражает сердце при полной анестезии организма. В психиатрии, при лечении особо возбудимых.
– Как транквилизатор?
– Своего рода… Клайн не рассказывал про наши эксперименты с анабиозом?
Я был в восторге от результатов, полученных опытным путём. Они наглядно демонстрировали то, на что в специальной литературе содержались лишь намёки как на нечто теоретически возможное. Компоненты, ведущие к резкому снижению обмена веществ, присутствуют в препарате Марселя Пьера. И всё же, несмотря на поздравительные звонки и телеграммы, я был озадачен, как никогда ранее. До получения последних результатов моё представление о зомби не выходило за рамки курьёзной и абстрактной гипотезы. Перед посещением Гаити я был настроен скептически, не зная, что это за место, и кто в нём живёт. А попав туда, я погрузился в сказочный мир, проникся ритмами его чудес, глубоко и совершенно неожиданно для себя. На самом деле, меня никогда не занимал вопрос существования зомби. Я как бы верил и не верил. Я просто ещё не решил для себя этот вопрос окончательно. Всё изменили не предварительные, а теперь уже конкретные результаты лабораторных исследований. Феномен, в котором я разбирался так слабо, внезапно сделался пугающе реальным.
А незаконченных дел оставалось полным полно. В каждом моём гаитянском отчёте упоминалось противоядие. В составе противоядия, изготовленного Марселем, отсутствовали фармакологически активные элементы. Лекарства, способного противодействовать тетрадотоксину, попросту не существовало. Жертвы отравления либо выживали, либо гибли. Причём, выздоравливали они сами по себе, подобно предполагаемым зомби. Тем не менее в свете этой информации регулярные сообщения об антидоте требовали дальнейшего расследования. Мои коллеги были правы, напоминая мне, что отсутствие свидетельств не есть свидетельство их отсутствия.
К тому же во всей этой гонке за препаратом и его неуловимым противоядием мне оставался непонятен один существенный момент. Химическая формула вещества показала только то, что он способен делать жертву неотличимой от мертвеца. Нечто похожее, пускай не часто, происходит в Японии, только в тамошних случаях это не зомби, а обычные жертвы отравления токсинами рыбы фугу. Каждое психоактивное средство обладает потенциалом действия и как обычный яд. Одни вызывают определённое состояние, чьи особенности ещё предстоит «обработать» сообразно духовно-культурным чаяниям определённых слоёв общества. «Установка и обстановка» – так именуют данный процесс специалисты. Установка – это эффект, ожидаемый потребителем, а обстановка – социальный климат, в котором происходит потребление. В дождевых лесах Орегона произрастает уйма грибов-галлюциногенов. Человек, собирающий грибы этого вида целенаправленно, испытывает приятное опьянение. В то время как грибник, спутавший эти грибы со съедобными, непременно окажется в больничной палате. Но гриб-то один и тот же.