Змеи и виртуозы

Бойд останавливает меня, когда я хочу подняться по лестнице вверх, держась одной рукой за перила.

– Райли, нам надо поговорить.

Из меня будто выкачали воздух, и получить глоток нет никакой возможности. Медленно поворачиваюсь и вижу, что он сидит рядом с Фионой за дубовым обеденным столом. Руки лежат перед ним, пальцы сплетены, а она сжимает его запястье и описывает большим пальцем на коже круги.

Жест предполагает быть успокаивающим, но вызывает у меня горечь во рту.

Я прикусываю щеку, отставляю чемодан в сторону и прохожу к столу.

– Что случилось? – спрашиваю я, останавливаясь у стула и взявшись за спинку.

– Это ты мне расскажи. Не хочешь объяснить, что произошло прошлой ночью?

Глаза мои невольно расширяются. Я бросаю взгляд на Фиону. Обида обжигает горло, когда она, поерзав на стуле, опускает глаза.

Сглатываю и провожу кончиком языка по шраму на губе. Стараюсь заземлиться в настоящем и не позволять себе отвлечься на картинку на бедре.

«Вот и все, красотка».

Тело начинает гореть при воспоминании об обращении Эйдена Джеймса, его слова навсегда останутся в тех уголках души, о существовании которых я даже не подозревала.

Впрочем, это не значит, что надо было позволить подобному случиться.

Выдыхаю резко, сжимаю стул и наклоняюсь к брату.

– Послушай, если дело в татуировке, то я…

– Татуировке? – Бойд хмурится и кривит губы. – Нет, Райли, черт возьми, дело в том, что сегодня утром я увидел на всех сайтах в интернете лицо собственной сестры, а рядом сделанное ею заявление о насилии со стороны одной знаменитости, которую, как мне казалось, она даже не знала. Какая к черту татуировка! – Он замолкает и наклоняет голову. – Нет, не к черту, к ней мы еще вернемся.

– Что? – У меня отвисает челюсть. Внутри образуется ком из сомнений и растерянности.

Достав телефон, я касаюсь экрана, чтобы разблокировать его, и открываю первую попавшую страничку социальной сети. Он прав, эта новость стала вирусной.

С трудом сглатываю и открываю статью под хэштегом #ЭйденДжеймспослевечеринки и пробегаю глазами текст. На фотографии я в профиль на берегу Ист-Ривер, а Эйден рядом, смотрит на меня. От увиденного внутри все переворачивается. Кажется, еще немного, и меня разорвет на части.

«Сегодня утром все новостные агентства сообщили об обвинении в сексуальном насилии и совершении неправомерных действий, выдвинутые в адрес музыканта Эйдена Джеймса. В настоящее время музыкант находится в гастрольном туре с последним альбомом «Рапсодия о снах», занявшем в США первую строчку в чарте дебютов-бестселлеров».

К горлу подкатывает тошнота, начинаю читать следующий абзац, и руки трясутся сильнее.

«Никаких официальных обвинений властями предъявлено не было, сделанное заявление изучается. По словам анонимного источника, мистер Джеймс ушел с благотворительного гала-ужина вместе с незнакомкой, явно не с благой целью. Также отмечается, что девушка не была позитивно настроена по отношению к мистеру Джеймсу, хотя поговорить с ней самой пока не удалось ввиду отсутствия контактной информации. Будем сообщать подробности этой истории по мере их появления».

Сердце колотится так, что отдается в ушах. Телефон выскальзывает из рук и падает на пол.

Звон стекла, разбившегося при контакте с деревом, немного заглушает внутренний шум. Волны обмана и стыда едва не валят с ног, я стою несколько минут, ошеломленная, не понимая, как поступить. Мой разум, будто испорченная запись, пропускает тот кусок, где говорится о моей причастности.

Я никому, кроме Фионы, не говорила, что была с ним вечером и ночью, никто, насколько мне известно, кроме девушки из химчистки, его не узнал. Не представляю, чтобы она сделала нечто подобное.

На глаза наворачиваются слезы, когда я перевожу взгляд на Бойда.

– Я этого не делала.

– Чего не делала? – хмурится он.

Указываю на разбитый телефон, поднимаю бровь, чувствуя раздражение.

– Я не… Я никому не сообщала. Прессе или соцсетям. Я никому не передавала информацию. О том, что он сделал мне больно.

Но именно это он и сделал, малышка.

Голос матери в голове звучит громче тревожного звона.

– Значит, это неправда? Что этот подон… – Слово застревает в горле, как засахарившийся сироп, и я начинаю хватать ртом воздух, задыхаясь.