Бойд: Помню ли я день, когда она чуть не сожгла трейлер и заставила тебя есть сгоревшую пасту?
Я: Ну, она была не полностью сгоревшая.
Бойд: Неудивительно, что ты вылизала тарелку.
Я сомневаюсь, что переписка продлится. Так давно уже не складывалось. Печаль вновь сжимает мое сердце.
Вздыхаю, блокирую телефон и прислоняюсь к краю столешницы. Начинаю ругать себя за то, что почти уничтожила отношения, которые выстраивала с братом долгие годы до того, как покинула Мэн.
– Ты в порядке? – слышу голос Калеба. Он отодвигается от машинки и встает на ноги.
Я киваю, заставив себя улыбнуться.
– Просто так получается, что мой брат сам себя мучает. – Поворачиваюсь к плите и принимаюсь помешивать томатный соус (рецепт мне дала итальянка – жена Кэла). – У тебя ведь два брата, тебе не надо объяснять, что это значит.
Калеб прислоняется бедром к кухонному острову.
– Не знал, что у тебя есть брат.
Шестеренки в голове заклинивает, они почти перестают вращаться, в груди зреет паника. Прикладываю титанические усилия, чтобы рука продолжала двигаться ровно.
– У нас сложные отношения. – Я открываю полуправду. – Я никому о нем не рассказываю.
– Ты не упомянула о нем ни разу за два года, что мы дружим, – ворчит он.
Я поджимаю губы и нервно дергаю плечом.
– Наверное, просто повода не было.
Чувствую, как взгляд его темных глаз буравит мой затылок, но не отрываюсь от соуса. Наконец боковым зрением вижу, как он кивает и, кажется, расслабляется.
– Да, из тебя лучше не пытаться что-то вытянуть. Не хочу еще раз быть выставленным из дома.
Напряжение немного ослабевает, из горла вырывается смех.
– Ну не такая уж я вредная.
– На улице была метель, – говорит он, указывая на меня пальцем. – И я лишь спросил, не нужны ли тебе дрова.
– Зато узнал, что у меня газовый камин.
Смотрю на полку из серого камня и невольно вспоминаю, как выглядит полка над камином в доме брата, моя – пустая – не идет с ней ни в какое сравнение.
В целом весь мой дом – пример минимализма. Конечно, он обставлен мебелью из сосны ручной работы, стены и потолок отделаны тем же деревом, но нет никаких предметов интерьера, милых безделушек, что сделано намерено. К счастью, недостаток оформления компенсирует роскошный вид на озеро и горы из окон.
Ну, почти компенсирует.
Калеб долго молчит, но потом возвращается к ремонту, а я отбрасываю макароны, раскладываю содержимое обеих кастрюль по красивым тарелкам и оставляю на некоторое время у плиты, охладиться.
Калеб вскоре заканчивает, и я ставлю перед ним тарелку. Мы едим, стоя у столешницы-острова, поглядывая в окно.
На противоположном берегу озера еще один дом, но, по словам местных жителей, в нем много лет никто не живет. На мгновение мое внимание привлекает движение в темном окне наверху. Я уверена, что видела фигуру. От этого внутри появляется тягостное, неприятное ощущение.
Я нервно моргаю, и фигура исчезает, заставив задуматься, не померещилось ли мне.
Накалывая макароны на вилку, Калеб толкает меня плечом.
– Итак, собираешься посетить предстоящую художественную выставку? В основном фокусе внимания фольклор коренных народов.
Я ковыряюсь в тарелке, разгребая макаронины.
– Заманчиво, но я не решила…
– Если тебе не по себе среди людей, я могу быть сопровождающим.
В животе пульсирует от спазма, я опускаю глаза и стараюсь справиться с непривычным состоянием.
– Полагаю, будет очень здорово, – произносит он и отправляет в рот еще порцию. – Я имею в виду, будет шампанское и фуршет, проведешь весь вечер среди людей. Чего еще желать от зимнего вечера?
– Я подумаю, – обещаю я, хотя уже приняла решение.
Удовлетворенный ответом, Калеб доедает, моет тарелку, вытирает ее и быстро убирает на место. Я провожаю его до входной двери, напрягаюсь всем телом, когда он поворачивается обнять меня, а потом нежно целует в щеку. Мой разум в очередной раз твердит, что он просто внимательный парень, у меня нет повода с подозрением относиться к его поведению и считать напористым, он ведь не делает ничего плохого.
Сердце уже бьется где-то у горла, когда он с улыбкой отстраняется.
– Я позвоню завтра, договорились, Анджела?
Я киваю, не в силах говорить от чувства отвращения, и потом молча смотрю, как он спускается по крыльцу и направляется к стоящему неподалеку джипу.
Вернувшись в дом, запираюсь на три замка и выглядываю в небольшое окошко в верхней части двери. Калеб не уезжает, некоторое время сидит в машине и смотрит на дом. На несколько мгновений меня охватывает нервная дрожь, а следом страх, что он вернется и решит, что мы слишком долго просто дружим, этого ему недостаточно.
Трясущейся рукой сжимаю дверную ручку до боли в пальцах, но слышу звук двигателя – он уезжает.
Прислоняюсь к двери и позволяю себе выдохнуть с облегчением.
Самостоятельная жизнь сопряжена с определенными трудностями, например, надо уметь обуздать страхи, а потом принять, что они атакуют вновь, возможно, сильнее.