Змеи и виртуозы

Фиона улыбается, берет меня под руку и кладет голову на плечо. Прогулка закончена, мы идем к оставленной неподалеку арендованной ею машине.

– Знаешь, что означает сказанное тобой? То, что ты повзрослела.

Но это ложь.

Закончив дела за день, я открываю свою секретную папку с множеством сведений, полученных благодаря проделанной работе. Здесь записи с камер со всех улиц, по которым мы прошли той ночью, ай-пи адреса людей, которые оставляли комментарии на форумах, где они подробно касались сделанного якобы мной заявления. Все, о чем писали и говорили СМИ, тоже здесь, в этой папке, я все свободное время просматриваю ее и пытаюсь найти ответы.

С каждым днем во мне крепнет уверенность, что я медленно теряю рассудок.

Фионе я не могу в этом признаться. Только не сейчас, когда они с братом уверены, что я обо всем забыла. Не могу, пока не выясню сама.

Глава 18 Эйден

– У нас нет мятного чая.

Неожиданно раздавшийся женский голос заставляет вздрогнуть. Я выпрямляюсь и откидываюсь на спинку красного дивана из искусственной кожи. У официантки, что стоит рядом со столом, в поднятой руке черный поднос. Я напряженно сглатываю ком в горле, по мере того как в больших зеленых глазах вижу признаки узнавания.

Она моргает и поправляет прядь темных волос. Качая головой, я переспрашиваю:

– Что, простите?

Одна ее бровь выгибается.

– Вы заказали мятный чай, верно? Билли у нас новенькая, она приняла заказ, даже не заметив, что его нет в меню.

– Ясно, – киваю я, покручивая кольцо на пальце. – Ничего страшного. А как насчет обычного чая?

– Этого у нас в изобилии. Его предпочитают пожилые гости, пьют постоянно, никак не напьются. – Я не отвечаю и молча смотрю в окно слева от меня. Сжав губы, девушка постукивает ногтем по краю подноса. – Сейчас отнесу это и вернусь.

Я уже не обращаю на нее внимания, забываю о ее присутствии, когда она еще здесь. Меня увлекает движение на улице, я наклоняюсь ближе к стеклу, рассматриваю каждого и, наконец, вижу ее.

На ней черный бушлат и толстый шарф, волосы растрепал ветер, сделав лицо невидимым.

Я улыбаюсь про себя и мысленно прикасаюсь к ее губам. Даже три года спустя я чувствую их вкус.

До сих пор каждую ночь я засыпал, представляя, как прикасаюсь кончиком языка к ее плоти, как она приглушенно вскрикивает, будто не зная, как относиться к этому наслаждению.

Я бы научил ее реагировать. Снова и снова, пока удовольствие не истерзало бы ее, превратив в клубок оголенных нервных окончаний и расслабленных мышц.

Она тогда не дала мне шанса и не предоставила нового.

Я здесь для того, чтобы разоблачить виперу, настоящую змею, которой она является, утащить обратно в страну живых, где истина может сожрать ее заживо.

Выследить ее было непросто, особенно учитывая предположения в СМИ, что в ее смерти замешан я.

Подозрения с меня были сняты, когда признали, что она покончила с собой, но люди все еще смотрят на меня так, будто это я ее убил. Что тоже одна из причин, по которой я искал ее все это время.

У Райли Келли хорошие связи, были приложены немалые усилия, чтобы обеспечить ей возможность исчезнуть навсегда.

К несчастью, моя одержимость ею не прошла.

Художник не перестанет идти за музой, даже если она токсична и разрушает его жизнь. Не остановится, если даже отчаянно захочет.

Я искал ее три года. Потратил сумасшедшие количество денег и времени, отказался от контракта с известной студией – все ради того, чтобы прочесать страну в ее поисках.

Часть меня не верит, что все это сделал я, а другая пускает слюни, охваченная стремлением скорее насытиться ее страхом и заставить покаяться в содеянном. Член сразу реагирует и упирается в молнию штанов, стоит представить, как она молит о пощаде, хотя понимает, что у нее ничего не выйдет.

Потираю рукой подбородок и усмехаюсь, наблюдая, как она убирает волосы под воротник пальто. Сейчас они длиннее, чем той ночью в Нью-Йорке, и я невольно задаюсь вопросом, сохранили ли они прежнюю мягкость.

Неужели она думает, что я не узнаю ее с новым цветом?

Она подходит к краю тротуара и оглядывает улицу. Стоит увидеть эти сияющие голубые глаза, и дыхание замирает где-то между легкими и горлом, поступающий воздух уплотняется, превращается в сгусток дыма, вызывающего удушье.

Каждая мышца в теле напрягается так сильно, что ломит зубы от предвкушения быть замеченным, смешанного с разочарованием от того, что этого не происходит.

На меня будто обрушивается лавина, когда взгляд ее замирает, на красивом лице появляется улыбка.

Из художественной галереи, дверь которой рядом с входом в ресторан Далии, выходит мужчина, запирает ее и направляется к Райли. Насвистывая и покручивая ключами на указательном пальце, он приближается к ней, и я задаюсь вопросом: не его ли появление вызвало румянец на ее щеках или все же холодный воздух?

Губы ее шевелятся, но злость мешает мне разобрать слова, а затем они обнимаются. Его бронзовая и ее белоснежная кожа представляют собой резкий контраст, в груди полыхает ненависть оттого, как неприятна мне эта картина.