Змей и жемчужина

На мне теперь были тёплые чёрные рейтузы, не обвисая, облегающие мои короткие ноги, чёрные, до колен сапоги и пояс из мягкой чёрной кожи с ещё несколькими вшитыми ножнами для моих толедских клинков. Бык Борджиа и папские ключи не бросались в глаза, поскольку были вышиты на рукаве.

— Труднее всего было сшить сапоги, — заметила мадонна Джулия, завязывая шнурки на моих рукавах, так чтобы виднелось белое, как снег, полотно рубашки. — Я приказала сапожнику сделать их по меркам, которые я сняла с ваших старых сапог, и велела внести кое-какие улучшения. На подошвах тут есть опоры с поддерживающим эффектом для сводов стоп, а внутренние швы от стоп до колен дополнительно укреплены.

Я уже чувствовал, что в этих новых мягких сапогах мои ноги смогут прошагать много часов, прежде чем устанут.

— Вот, проверьте, как ходит рука, — рукав не стесняет движений? Я знаю, вы хотите, чтобы руки могли двигаться совершенно свободно, чтобы вы могли метать свои ножи. — Мадонна Джулия отступила на шаг и посмотрела, как я размахиваю рукой. — Я велела сшить вам четыре камзола. Чёрный бархат для торжественных случаев, прочное чёрное полотно для повседневной носки летом, чёрная шерсть для повседневной носки зимой — и чёрная кожа для поездок или для тех случаев, когда вам требуется дополнительная защита. Я помню, как вы говорили мне, что кожа неплохо отражает удары клинка.

У меня защипало глаза, и отражение в зеркальце затуманилось. С поверхности зеркала на меня смотрел невозмутимый человек, суровый, без тени улыбки, опасный, а его глаза на фоне чёрного изменили цвет с заурядного зеленовато-карего на удивительный ярко-зелёный. Я выглядел... я выглядел... Dio.

— Красивый — это сказано со слишком большой натяжкой, — выдавил я из себя.

— А по-моему, нет. — Отражение Джулии в зеркале склонило голову набок. — Должно быть, ваш отец был красавец.

— Да нет. Мой отец был слишком потрёпан жизнью, чтобы быть красивым.

— Тогда ваша мать была красоткой — это от неё вы унаследовали эти тёмные волосы?

— Не знаю. Я её никогда не видел.

— Простите. — Голос Джулии тут же зазвучал виновато. — Упокой Господи её душу.

— Она вовсе не умерла. Вполне возможно, что она всё ещё жива. — К моему костюму прилагались перчатки — мягчайшая кожа с вышитым быком и ключами. — Видите ли, моя мать была проституткой, и сначала не знала, от кого из клиентов она забеременела. Но когда мне было несколько месяцев от роду, она поняла по моему виду, что моим отцом наверняка был карлик, который жонглировал яблоками и грецкими орехами в балагане в Борго. Он платил ей вдвое, чтобы она, несмотря на его уродство, время от времени с ним спала... Она оставила ребёнка-урода его уроду-отцу и куда-то смылась.

Наступило неловкое молчание. Я перестал смотреть в зеркало, чтобы не видеть глаз моей хозяйки, а вместо этого сосредоточился на перчатках — надел их на руки одну за другой. Они сидели, как влитые, плотно облегая мои короткие пальцы.

— Должно быть, ваш отец был добрый человек, — тихо сказала наконец Джулия Фарнезе.

— Почему вы так думаете, мадонна?

— Потому что в вас, Леонелло, слишком много доброты, чтобы вы были воспитаны человеком злым.

Я лающе рассмеялся, сгибая и разгибая пальцы в новых перчатках. Такая мягкая кожа; они мне не помешают, когда я буду сжимать рукоятку ножа.

— Никто и никогда ещё не называл меня добрым, мадонна Джулия, но всё равно, спасибо. И отвечу вам, что да, мой отец был добрый человек.

Слишком добрый для этого мира. Я помнил его таза, выцветшие голубые, не похожие на мои, печальные и тревожные под колпаком с нашитыми на нём колокольчиками, который он надевал во время представлений. Думаю, он слишком много пил, от этого то и дело ронял шарики и грецкие орехи, которыми жонглировал, но это было не страшно, зрители просто смеялись ещё громче и веселее. И он ни разу не поднял на меня руку, даже когда был пьян. Это он настоял, чтобы я пошёл в школу, хотя он едва мог наскрести для этого денег, а я был неблагодарным маленьким ублюдком, который вначале не хотел идти учиться.

— Они будут надо мной издеваться, — возражал я. — Другие мальчишки!

— Мальчишки будут над тобой издеваться, куда бы ты ни пошёл, — сказал мой отец, таща меня за руку. — У тебя слишком умные мозги, Леонелло, чтобы пропадать втуне. Ты мог бы стать учителем или конторским служащим.

Интересно, гордился бы он мною, если б мог увидеть меня сейчас? Думаю, что нет.

Мадонна Джулия отослала обеих служанок.

— Идите проведайте мадонну Адриану, хорошо? Позаботьтесь о ней, если у неё до сих пор урчат кишки.

Дверь за ними затворилась, и она опустилась на колени на роскошный ковёр. Полы её подбитого мехом халата легли на пол, пока она рылась в моей старой одежде, ища мои толедские клинки в их потайных ножнах.

— А где сейчас ваш отец, — тихо спросила она, один за другим подавая мне метательные ножи.

— Он умер. — Я вложил самый короткий нож в его новые ножны на манжете. — Пятнадцать лет тому назад.

— Как это случилось?