Змея

Хозяин постоялого двора пригвожден к деревянной двери, его руки и ноги широко расставлены, запястья и щиколотки пробиты каменными клиньями, а осколок побольше торчит из груди. Язык вырезан и прибит рядом. Предупреждение? Он что, пытался защищаться? Может быть, его слова оскорбили убийцу?

Мы вместе освобождаем тело от этой гротескной позы и кладем на землю. Бронн накрывает его старым одеялом и, стоя рядом с трупом на коленях, смотрит на меня.

– Что думаешь? – спрашивает он.

– Думаю, что бандиты обнаглели, – отвечаю я. – Не боятся возмездия.

Бронн ничего не говорит. Ему и не нужно.

– Надо осмотреть остальную часть поселения.

У меня такое чувство, что эта страшная находка – не последняя.

Отсутствие тел по мере нашего продвижения беспокоит меня. Должно быть больше свидетельств битвы, люди должны лежать там, где их настиг меч врага. Целое поселение не может просто исчезнуть. Возможно ли, что они успели спастись?

Когда я нахожу их, последние надежды тают. Что привело всех этих людей в каменное здание на дальней оконечности кратера, я никогда не узнаю. И уже неважно, прятались они, или же их согнали сюда, как скот на бойню, именно здесь они нашли свой кошмарный конец. Все помещение заполнено обугленными останками – сгрудившиеся семьи, родители, пытающиеся укрыть детей от непреклонной силы. Воздух омерзителен – я вдыхаю смерть.

Бронн заходит в здание следом за мной, и какое-то мгновение мы просто стоим молча. Потом он кладет руку мне на плечо.

– Вероятно, дым убил их раньше, чем подоспело пламя, – говорит он, будто это должно меня успокоить.

Зажав рот и нос, подхожу к трупам поближе. У того, что лежит поверх другого ближе остальных к двери, из спины торчит нож. Я выдергиваю его и поворачиваюсь к Бронну.

– Либо они уже были мертвы.

Бронн хмурится:

– Думаешь, их порубили во время бегства?

Я пожимаю плечами:

– Может быть. Во всяком случае некоторых. Какая разница, как они умерли? Они мертвы, и я ничего не могу с этим поделать.

С криком отчаяния я швыряю нож через комнату и выскакиваю наружу. Не оглядываясь на поселение, я спешу забрать свои книги, а мое сердце становится таким же острым и неподатливым, как камни под ногами.

Я так долго боролась за справедливость, за мир! Но теперь я хочу только одного – мести. Волшебство в моей крови взывает к пролитию чужой крови. Возмездие. Возможно, мне пора прислушаться.

9

Бухта, спрятанная в юго-восточной оконечности острова, – место жалкое, унылое и пригревшее всего лишь один корабль. Но нам больше и не надо.

На палубе трое греются на солнце, как черепахи. Тут же бочонок, играющий роль стола, на котором они играют, курят и пьют.

– Извините, пожалуйста.

При звуке моего голоса они дружно разворачиваются, вскидывают пистолеты, но, поняв, что это всего лишь я – всего лишь женщина, – так же дружно расслабляются.

– Чего тебе нужно? – интересуется самый старший, предположительно капитан.

– Хочу покинуть остров. Готова отработать свой проезд.

Мужчины обмениваются взглядами, их вожак поднимается на ноги. Его пошатывает от перепития.

– И какую такую работу ты можешь делать на корабле?

Вид платья притупляет его бдительность, на это я и рассчитывала. Если бы он пригляделся к рубцу, оставленному на моем лице Кливом, к стали, поблескивающей во взгляде, он бы заподозрил ловушку.

– Вы удивитесь.

Он фыркает:

– Женщин на борт не берем, от них одно несчастье.

– Ну пожалуйста, – умоляю я, великолепно изображая отчаяние. – Мне во что бы то ни стало нужно уплыть отсюда.

Он даже не удостаивает мою просьбу ответом.

Я пытаюсь зайти с другой стороны:

– Позвольте мне сыграть с вами. Если я выиграю, вы возьмете меня в команду.

Они покатываются со смеху, будто в моем предложении есть что-то забавное. Тогда я вытаскиваю кусочек хрусталя, который вынесла из шахты, и показываю им:

– А если проиграю, вы получите его и никогда меня больше не увидите.

Вид хрусталинки действует на них отрезвляюще.

– Допустим, мы слегка поторопились, – говорит мой собеседник, вытирая нос краем рукава. – Чего стряслось-то? С мужем проблемы?

– Скажем так, есть кое-кто, кого я не желала бы больше видеть, – отвечаю, подходя к столу.

– Меня зовут Джед, – представляется он, подсовывая мне бочонок поменьше вместо стула. – Это вот Арнольд. А это – Ларри. Он проигрывает, правда, Ларри?

Ларри молод и особенно рад моему появлению, видимо, полагая, что удача вернулась к нему. Бедный Ларри.

– Ты когда-нибудь раньше играла в костяшки? – скептически интересуется Арнольд, покручивая кость между пальцами.

Адлер научил меня костяшкам раньше, чем я научилась ходить, когда он еще был моим отцом, а я его дочкой, на которую он возлагал большие надежды. К десяти годам со мной на «Деве» уже никто не играл, потому что всем было ясно – они проиграют. Когда Адлер хотел развлечь соперников или даже сотоварищей, он вытаскивал меня как секретное оружие, чтобы я выигрывала их сокровища и, что, вероятно, было еще важнее, унижала их.

– Раза два, – отвечаю я и вижу на лицах мужчин самодовольные улыбки. Они блаженно уверены в том, что хрусталь уже их.