Мое внимание привлекает какое-то движение на берегу. Сев и прищурившись, понимаю, что в моем направлении идут трое. Я вскакиваю на ноги и кладу ладонь на нож за поясом – вдруг это воры возвращаются, чтобы снять со старика последнюю одежду.
Однако скоро я вижу, что ошибалась. Двое мужчин и женщина, все трое в рванье и явно голодающие, приближаются в замешательстве. Вида они дикого, что меня тревожит, и я хватаюсь за кинжал.
– Что ты тут делаешь? – кричит на меня женщина. У нее колкий взгляд и дубленое лицо. Гнев ее застает меня врасплох. Поскольку я не отвечаю сразу, она продолжает: – Ты что, не знаешь, где находишься? Разве не знаешь, что это за место? Это Кровавый остров. Тебе не стоило сюда забредать.
Хотя я понятия не имею, почему ее гнев обрушивается на меня, слова ее западают мне в сознание. Кровавый остров. Я смотрю на розоватый оттенок песка, вспоминаю коричнево-красные утесы и чувствую, как моя собственная кровь холодеет.
– Точно, – говорит ее спутник, замечая направление моего взгляда. – Тут столько же крови, сколько и камней. – Голос его меняется. – Зачем приперлась? – Теперь в его тоне отчаяние, будто мое присутствие причиняет ему боль.
Я открываю рот, не зная, что сказать, но не успеваю проронить ни звука. Что-то движется позади меня. Развернувшись и ожидая опасности, я вижу, как старик, за жизнь которого я перестала бороться, пытается подняться на ноги. Уставившись на свои руки, он через мгновение переводит взгляд на меня.
– Вы живы, – говорю я, радуясь, что ошиблась насчет его дальнейшей судьбы. – Вы ранены?
Но он продолжает пялиться, и меня охватывает ощущение сбывающегося пророчества, отчего волосы встают дыбом.
И тут начинаются крики.
Я оглядываюсь на гавань, откуда идет звук, и мое сердце бешено колотится. Я снова оглядываюсь, но на лицах подошедших нет ни малейшего признака удивления. Они грустны, будто ничего иного и не ожидали.
Понимая, что от них ответов не получу, я поворачиваюсь к поселению и выхватываю нож – уже на бегу. Преодолев скалу, отделяющую бухту от гавани, я вижу людей, выбегающих из таверны, спотыкающихся в спешке и оттого выглядящих еще более испуганными. Приблизившись, я хватаю одного из них за руку и отшатываюсь, видя ужас на его лице.
– Что случилось? – спрашиваю я, обеспокоенная хаосом.
Он таращится на меня так, будто не видит. Безумно тычет пальцем в таверну, разворачивается на пятках и уносится прочь.
Я хмурюсь, не понимая, что могло вызвать подобную реакцию, и решаю выяснить все сама, но, пока пробираюсь между бегущих, до моих ушей доносятся новые крики. Более отдаленные. Идущие оттуда, куда ушли мои друзья. И поскольку я слышу и другие звуки – звон стали и треск пистолетных выстрелов – я забываю про таверну.
Я бегу к городу, и мои мысли теперь только об Олвин и Рэйвн. Хотя постоять за себя они умеют, но ведь сестры никогда не покидали знакомой безопасности гор, а я подтолкнула их к уходу и потому ощущаю свою ответственность за их судьбу.
Чем ближе я к главному поселению, тем сильнее мои страхи. Я понимаю, что есть и другое объяснение моему беспокойству. Я полюбила их. Они – моя семья. Мысль о том, что с ними может что-то произойти, невыносима.
Дорога, вьющаяся вниз по склону, ведет меня из гавани прямиком к поселению, по обеим ее сторонам стоят малиновые деревья с перекрученными стволами, длинные, покрытые узкими листьями ветки грустно колеблются, склоняясь до земли.
Тех, кто, как и я, бежит из гавани, встречает волна людей, бегущих навстречу – спасающихся из поселения. Полная сумятица. Всюду царит страх. Обе толпы сталкиваются, и крики усиливаются. Еще мгновение, и начнется драка. Я прислушиваюсь, пытаясь понять, чего они испугались, но обрывки фраз лишены смысла. Разобрать удается лишь то, что произошло некое вторжение. Я бегу быстрее.
Пробираясь сквозь толпы, наконец добираюсь до поселения и останавливаюсь как вкопанная – отчасти потому, что понятия не имею, куда бежать дальше, отчасти – чтобы осознать, что же я вижу. Повсюду люди, и их можно легко разделить на две категории. Те, кто растерян, и те, кто испуган. Пистолеты стреляют, однако никто не падает на землю, и я не понимаю, что происходит.
Кто-то хватает меня за руку, я разворачиваюсь, готовая защищаться, но это всего лишь Олвин. Я обнимаю ее.
– Я искала тебя, – говорит она, и я слышу в ее голосе облегчение, поскольку удалось справиться с задачей так быстро.
– Что творится? – спрашиваю я, встревоженная ее бледностью.
– Отец Астрид, – объясняет Олвин. Хотя она явно напугана, я замечаю огонь в ее глазах. Она возбуждена. – Он жив.
– И что? – по-прежнему пытаюсь я ухватить суть.
– Он был мертв. Астрид его оплакивала. Но он воскрес. Они все воскресли.
– Кто?
– Мертвецы, Марианна. – В ее взгляде читается изумление. – Мертвецы восстали.
17