Змейка и крылья ночи

Он протянул мне ладонь. На ней собралась лужица красно-черной жидкости, которая затекала в линии и шрамы, оставленные бурной жизнью. У меня пересохло во рту, когда я поднесла эту кровь к губам. Я думала, меня немедленно стошнит, как только она упадет в желудок.

Но вместо этого вкус Райна оказался самым изысканным, что я когда-либо пробовала. Его кровь тепло и гладко растеклась по языку, сладкая, металлическая и глубокая, как сама ночь.

Она была по вкусу как небо. Как стремительный полет вниз.

Я опустила его руку. Мои пальцы, касаясь его кожи, дрожали.

– Райн Ашраж.

Матерь, голос как будто мне не принадлежал.

– Я отдаю тебе свое тело. Я отдаю тебе свою кровь. Я отдаю тебе… Я отдаю тебе свою душу. Я отдаю тебе…

Свое сердце.

Я не могла заставить себя произнести эти слова.

Свое сердце.

Мое слабое, человеческое сердце. Израненное, разбитое и кровоточащее. Единственное, что меня учили защищать любой ценой. Но то, что сейчас надрывно стучало у меня в грудной клетке, намного ниже печати, которую оставил на мне покойный отец, было никак не защищено. Оно было разорвано на части и взрезано.

Как я могла подумать, что Винсент дал мне вампирское сердце? Это было человеческим.

– Свое…

Мне было не выговорить.

– Миледи, надо завершить обет, – сказала жрица.

Я сморгнула слезы и покачала головой:

– Нет.

– Но миледи…

– Достаточно, – рявкнул Райн.

– Но…

– Я сказал, достаточно. Она не обязана.

Я позволила себе поднять на него взгляд.

Мне не нравилось, что он смотрит на меня так участливо. Его большой палец погладил тыльную сторону моей ладони. Я услышала в этом жесте его голос: «Тебе ничего не грозит».

Но сейчас грозило. Даже если мне на секунду показалось иначе. Особенно потому, что показалось иначе.

Жрица провела меня через оставшуюся часть обета. Когда мы закончили, я была замужем за королем ночерожденных. Я потеряла независимость, имя, кровь. Я потеряла свою землю.

Но по крайней мере сердце осталось мне. После того как жрица ушла, Райн задержался лишь ненадолго. Я подошла к окну и посмотрела на бойню, идущую внизу, в Сивринаже. На Райна я не смотрела. Слишком многое я сейчас ощущала, и его взгляд чувствовала сильнее всего.

– Если ты ждешь, чтобы я пригласила тебя на наше брачное ложе, – сказала я, когда миновало несколько долгих мгновений, – то этого не будет.

Голос прозвучал не настолько строго, как мне хотелось. Слово «брачное» напомнило мне ощущение от прикосновения его губ к моей ладони. Слово «ложе» напомнило ощущение губ на моем теле. И от того, и от другого было неловко.

Он промолчал. Возможно, в наступившей тишине почувствовал то же самое.

Наконец я посмотрела через плечо. Он стоял в центре комнаты, опустив руки, и казалось, что ему многое нужно мне сказать, но не хватает слов.

Мой муж.

Матерь, что я сейчас натворила?

Он приоткрыл рот. Я ничего не хотела слышать. Не могла.

– Мне нужно побыть одной, – сказала я, не дав ему ничего произнести.

Райн смотрел на меня бесконечно долго – так показалось потому, что каждая секунда была для меня мучительна. Я из последних сил держала себя в руках, чтобы он не увидел, как я сломаюсь.

Наконец он склонил голову. Я повернулась к нему спиной, села на кровать и слушала, как удаляются его шаги. Дверь он за собой запер.

Стук по стеклу возник перед рассветом. Я лежала на кровати, таращилась в потолок, изо всех сил стараясь ничего не чувствовать.

Мне показалось, что у меня бред, когда я встала и увидела за окном чью-то фигуру.

Я подошла ближе, и оказалось, что лицо, которое смотрело на меня оттуда, – совершенное, скульптурное, опасное – не отражение.

Джесмин снова постучала по стеклу, настойчивее. Кто бы мог подумать, что я буду так рада ее видеть.

Я попробовала открыть окно. Оно, конечно, оказалось заперто, но когда я повернула ручку, она развалилась у меня в руках, и засов пролетел, как стрела, до середины комнаты. Получается, я теперь сильнее, чем раньше? Может быть, виновата была моя новообретенная вампирская кровь. А может, это все сдерживаемый гнев.

Наконец окно распахнулось. Джесмин висела, уцепившись за стену замка. Ее пепельные волосы были заплетены в косы, и несколько выбившихся прядок хлестали ее по лицу. Она была вся в крови и синяках, щека располосована раной. Казалось, она не спала несколько дней.

Но конечно, Джесмин все равно выглядела умопомрачительно.

– Входи, – сказала я.

И только после того, как слова вылетели у меня изо рта, я поняла, что, пожалуй, не так уж и хочу, чтобы она входила. Невозможно было определить, кто враг, а кто союзник.

Она стрельнула взглядом наверх, на раму:

– Здесь барьер. Сегодня мне что-то не хочется быть раскромсанной на куски.

Как те бедолаги в Лунном дворце. Она была права – если прищуриться, можно было увидеть слабое сине-белое сияние, идущее через все окно.

– Я не могу остаться, – сказала она. – Но я не могла уйти, не навестив тебя. – Она окинула меня взглядом с ног до головы. – Выглядишь ужасно.

Я и чувствовала себя так же.

– Спасибо.

– Как ты? Все нормально?

Я моргнула. Было странно. Она задала вопрос так, словно ей действительно было важно знать.

Нет. Нет, не все нормально.