Читаем Змеиное гнездо полностью

– Не во что, – говорит Уайатт, – а в кого. Брэндон хотел, чтобы я застрелил кое-кого другого.

Джессап знает ответ еще до того, как спрашивает, но спросить должен, должен услышать это из уст Уайатта.

– Кого?

– Тебя, – говорит Уайатт. – Я должен был застрелить тебя, Джессап.

Как попало

Уайатт снова начинает идти, мешкает, когда видит, что Джессап не сдвинулся с места, но через секунду Джессап догоняет его. Движение сейчас кажется всем. Как будто стоять – это стоять на зыбучем песке, пока мир засасывает, глотает заживо, потому что уже кажется, что земля разверзается под ногами.

– Я должен был попасть в тебя. Брэндон хотел, чтобы я попал в тебя. Попросил тебя застрелить, ну я и согласился.

– Согласился?

– Хватит все за мной повторять, – говорит Уайатт. Начинает смеяться.

– Это не смешно, – отвечает Джессап. Ему хреново. Непонятно, как Уайатт может смеяться.

– Ну немножко смешно, – говорит Уайатт. – У тебя такое лицо. Но да, Брэндон мне: «Ты должен застрелить Джессапа», а я ему: «Ладно, давай». Было не только это (в смысле, он считает меня своим хорошим солдатиком, давно уже воспитывает, чтобы отдавать приказы), но вкратце – да, так и случилось.

– И хотя ты должен был застрелить меня, ты промахнулся и попал в Брэндона?

– Во-во, – говорит Уайатт. – Должен был застрелить тебя. Просто не попал. Не свезло. Ветер, наверное.

Джессап на секунду задумывается, пытается переиграть в голове, как развернуло Брэндона, как его тело ткнулось в Джессапа, как сплелись их ноги, как оба с силой рухнули, упали на кузов раньше, чем вторая пуля выбила заднее окно, раньше, чем начался хаос. Вспоминает открытое поле, густые деревья на всхолмье. Легко залечь и спрятаться. Вспоминает погоду.

– Будет снег, а? – говорит Джессап.

– Наверняка.

– Но спокойно. Ветра нет. И раньше не было.

Уайатт соглашается.

– Ветра нет. Но мог налететь порыв, правильно?

– С какого расстояния стрелял? – спрашивает Джессап.

– С какого расстояния, говоришь, подстрелил вчера того оленя?

– Двести. Вообще-то скорее сто семьдесят пять, – признаётся Джессап, – но сказал двести, поскольку знал, что ты назовешь меня слабаком.

– Я все равно назвал тебя слабаком.

– Ага.

Уайатт опять смеется, кивает. Кажется, будто он счастлив. Они не торопятся, гуляют, но на самом деле явно пытаются избежать разговора лицом к лицу, и Уайатт делает вид, будто это ничего не значит, но Джессап давно его знает и видит: если Уайатт делает вид, что это ничего, это все равно может значить, что их разговор – все. Уайатт пытается что-то донести, чего Джессап пока не понимает.

– Двести двадцать ярдов, – говорит Уайатт. – На пять ярдов меньше, чем предполагалось.

– Ты ведь не промазал?

– Не совсем, – говорит Уайатт. Небрежно.

Гремучая змея

– Почему мне не сказал? – спрашивает Джессап.

– Потому что знал, что ты будешь мне мешать, – говорит Уайатт.

– Какого хрена, а? Ты чем думал?

Теперь они на тропинке над прудом, и в этот раз останавливается Уайатт.

– Знаю, Брэндон тебе не нравится и ты ему не доверяешь, но ты ведь даже половины не понимаешь, Джессап. Правда не врубаешься, да?

– Может, просветишь? – спрашивает Джессап и слышит, какой у него резкий голос. Первая мысль – извиниться, но он сдерживается. Если покажется, что он зол, то это потому, что он действительно зол.

– Все просто, – говорит Уайатт. – Позапрошлым летом… кажется, между восьмым и девятым классом. Я уже встречался с Кейли, это я помню, потому что помню, что с нами ее не было, так что либо то лето, либо между девятым и десятым. Жарко как в печке, градусов под тридцать – тридцать пять. Мы пошли к тебе за дом, через лес на общественную землю, купаться в ручье. Наверняка шли уже минут двадцать, оставалось максимум минут пять до ручья. Были посреди чащи, тень хоть как-то спасала от жары, и внезапно ты как подскочишь и завизжишь.

Теперь Джессап вспомнил, о чем речь.

– Не визжал я.

Уайатту смешно.

– Ну ладно. Завопил. Короче, как девчонка.

– Я чуть не наступил на гремучника.

– Во-первых, это был щитомордник…

– Брехня, – перебивает Джессап. – Щитомордники здесь не водятся. Это был полосатый гремучник. Встречается редко, но встречается.

– Ладно, – говорит Уайатт. – Хорошо, как скажешь. Щитомордник, полосатый гремучник, как будет угодно. Суть в том, что ты подскочил и завизжал. И дрожал, как цыпленок, срущий бритвами.

– Ни хрена я…

– Я тут что-то важное пытаюсь сказать, Джессап. Дай договорить, ладно? – умоляет Уайатт. Он уже не шутит, и смена тона пугает Джессапа.

– Ладно. Прости.

Перейти на страницу:

Все книги серии МИФ. Проза

Беспокойные
Беспокойные

Однажды утром мать Деминя Гуо, нелегальная китайская иммигрантка, идет на работу в маникюрный салон и не возвращается. Деминь потерян и зол, и не понимает, как мама могла бросить его. Даже спустя много лет, когда он вырастет и станет Дэниэлом Уилкинсоном, он не сможет перестать думать о матери. И продолжит задаваться вопросом, кто он на самом деле и как ему жить.Роман о взрослении, зове крови, блуждании по миру, где каждый предоставлен сам себе, о дружбе, доверии и потребности быть любимым. Лиза Ко рассуждает о вечных беглецах, которые переходят с места на место в поисках дома, где захочется остаться.Рассказанная с двух точек зрения – сына и матери – история неидеального детства, которое играет определяющую роль в судьбе человека.Роман – финалист Национальной книжной премии, победитель PEN/Bellwether Prize и обладатель премии Барбары Кингсолвер.На русском языке публикуется впервые.

Лиза Ко

Современная русская и зарубежная проза / Прочее / Современная зарубежная литература

Похожие книги

Зулейха открывает глаза
Зулейха открывает глаза

Гузель Яхина родилась и выросла в Казани, окончила факультет иностранных языков, учится на сценарном факультете Московской школы кино. Публиковалась в журналах «Нева», «Сибирские огни», «Октябрь».Роман «Зулейха открывает глаза» начинается зимой 1930 года в глухой татарской деревне. Крестьянку Зулейху вместе с сотнями других переселенцев отправляют в вагоне-теплушке по извечному каторжному маршруту в Сибирь.Дремучие крестьяне и ленинградские интеллигенты, деклассированный элемент и уголовники, мусульмане и христиане, язычники и атеисты, русские, татары, немцы, чуваши – все встретятся на берегах Ангары, ежедневно отстаивая у тайги и безжалостного государства свое право на жизнь.Всем раскулаченным и переселенным посвящается.

Гузель Шамилевна Яхина

Современная русская и зарубежная проза