– Не во
Джессап знает ответ еще до того, как спрашивает, но спросить должен, должен услышать это из уст Уайатта.
– Кого?
– Тебя, – говорит Уайатт. – Я должен был застрелить тебя, Джессап.
Как попало
Уайатт снова начинает идти, мешкает, когда видит, что Джессап не сдвинулся с места, но через секунду Джессап догоняет его. Движение сейчас кажется всем. Как будто стоять – это стоять на зыбучем песке, пока мир засасывает, глотает заживо, потому что уже кажется, что земля разверзается под ногами.
– Я должен был попасть в тебя. Брэндон хотел, чтобы я попал в тебя. Попросил тебя застрелить, ну я и согласился.
– Согласился?
– Хватит все за мной повторять, – говорит Уайатт. Начинает смеяться.
– Это не смешно, – отвечает Джессап. Ему хреново. Непонятно, как Уайатт может смеяться.
– Ну немножко смешно, – говорит Уайатт. – У тебя такое лицо. Но да, Брэндон мне: «Ты должен застрелить Джессапа», а я ему: «Ладно, давай». Было не только это (в смысле, он считает меня своим хорошим солдатиком, давно уже воспитывает, чтобы отдавать приказы), но вкратце – да, так и случилось.
– И хотя ты должен был застрелить меня, ты промахнулся и попал в Брэндона?
– Во-во, – говорит Уайатт. – Должен был застрелить тебя. Просто не попал. Не свезло. Ветер, наверное.
Джессап на секунду задумывается, пытается переиграть в голове, как развернуло Брэндона, как его тело ткнулось в Джессапа, как сплелись их ноги, как оба с силой рухнули, упали на кузов раньше, чем вторая пуля выбила заднее окно, раньше, чем начался хаос. Вспоминает открытое поле, густые деревья на всхолмье. Легко залечь и спрятаться. Вспоминает погоду.
– Будет снег, а? – говорит Джессап.
– Наверняка.
– Но спокойно. Ветра нет. И раньше не было.
Уайатт соглашается.
– Ветра нет. Но мог налететь порыв, правильно?
– С какого расстояния стрелял? – спрашивает Джессап.
– С какого расстояния, говоришь, подстрелил вчера того оленя?
– Двести. Вообще-то скорее сто семьдесят пять, – признаётся Джессап, – но сказал двести, поскольку знал, что ты назовешь меня слабаком.
– Я все равно назвал тебя слабаком.
– Ага.
Уайатт опять смеется, кивает. Кажется, будто он счастлив. Они не торопятся, гуляют, но на самом деле явно пытаются избежать разговора лицом к лицу, и Уайатт делает вид, будто это ничего не значит, но Джессап давно его знает и видит: если Уайатт делает вид, что это ничего, это все равно может значить, что их разговор – все. Уайатт пытается что-то донести, чего Джессап пока не понимает.
– Двести двадцать ярдов, – говорит Уайатт. – На пять ярдов меньше, чем предполагалось.
– Ты ведь не промазал?
– Не совсем, – говорит Уайатт. Небрежно.
Гремучая змея
– Почему мне не сказал? – спрашивает Джессап.
– Потому что знал, что ты будешь мне мешать, – говорит Уайатт.
– Какого хрена, а? Ты чем думал?
Теперь они на тропинке над прудом, и в этот раз останавливается Уайатт.
– Знаю, Брэндон тебе не нравится и ты ему не доверяешь, но ты ведь даже половины не понимаешь, Джессап. Правда не врубаешься, да?
– Может, просветишь? – спрашивает Джессап и слышит, какой у него резкий голос. Первая мысль – извиниться, но он сдерживается. Если покажется, что он зол, то это потому, что он действительно зол.
– Все просто, – говорит Уайатт. – Позапрошлым летом… кажется, между восьмым и девятым классом. Я уже встречался с Кейли, это я помню, потому что помню, что с нами ее не было, так что либо то лето, либо между девятым и десятым. Жарко как в печке, градусов под тридцать – тридцать пять. Мы пошли к тебе за дом, через лес на общественную землю, купаться в ручье. Наверняка шли уже минут двадцать, оставалось максимум минут пять до ручья. Были посреди чащи, тень хоть как-то спасала от жары, и внезапно ты как подскочишь и завизжишь.
Теперь Джессап вспомнил, о чем речь.
– Не визжал я.
Уайатту смешно.
– Ну ладно. Завопил. Короче, как девчонка.
– Я чуть не наступил на гремучника.
– Во-первых, это был щитомордник…
– Брехня, – перебивает Джессап. – Щитомордники здесь не водятся. Это был полосатый гремучник. Встречается редко, но встречается.
– Ладно, – говорит Уайатт. – Хорошо, как скажешь. Щитомордник, полосатый гремучник, как будет угодно. Суть в том, что ты подскочил и завизжал. И дрожал, как цыпленок, срущий бритвами.
– Ни хрена я…
– Я тут что-то важное пытаюсь сказать, Джессап. Дай договорить, ладно? – умоляет Уайатт. Он уже не шутит, и смена тона пугает Джессапа.
– Ладно. Прости.