Значит, ураган. Егор Летов: опыт лирического исследования

Кое-как победивший на прошлогодних выборах Ельцин превращался в позднего Брежнева (мой товарищ, впоследствии видный телепродюсер, выиграл в тот год первый приз за лучшую пародию на речь Ельцина в программе «Веселый чайник» на «Русском радио») и уже предупредил, что в 2000-м баллотироваться не будет. После тяжкой смертоносной первой половины десятилетия взоры поневоле устремлялись в сторону какого-никакого покоя, комфорта и прочих, как выразился несколько позже лидер «Соломенных енотов» Борис Усов, нэпманских кабаков. Мои энбэпэшные друзья Тарас Рабко и Андрей Карагодин устроились на работу к Бари Алибасову. Сам я из торговца фальшивыми документами перековался в музыкального критика – почти как городовой у Ильфа и Петрова. Потихоньку начиналась эпоха глянца, интернета, «Мумий Тролля», водки «Гжелка» и «всех развлечений Москвы». Летовские семь шагов за горизонт были по-прежнему почитаемы, но уже, признаться, захотелось сделать и шаг за какую-нибудь европейскую границу. Если во времена «Русского прорыва» Летов существовал во враждебной ему реальности, то сейчас – скорее в параллельной. Летом 1997-го он дал интервью «Лимонке», где, в частности, сетовал: «Я сегодня впервые в жизни заблудился в центре города по причине „облицованности“. „Облицована“ Москва вся: какие-то рекламы, какие-то вертушки…» Не случайно к середине девяностых его все чаще стали называть стариковски-саркастическим «Игорь Федорович». Если говорить о более-менее родственной Летову и независимой музыке, то главной группой в период 1995-1997 стал «Аукцыон» – тут сыграли роль два фактора: первостатейные альбомы «Птица», «Чайник вина» и «Жилец вершин» (пили тогда в основном под них) и выход автора Федорова из тени шоумена Гаркуши. Если раньше «Аукцыон» воспринимался скорее как эксцентричная (хотя и очень музыкальная) шоу-бригада, то теперь он засветился большими открытыми смыслами.

Летова, с одной стороны, вытесняла из повестки растущая общебуржуазность и «облицовка» общества, а с другой – на пятки наступила очередная волна панк-рока, для которой он и сам уже был облицованной персоной. Это были такие последователи-ниспровергатели – активно использующие летовские наработки и одновременно открещивающиеся от создателя. Впрочем, справедливости ради, если говорить о прославленной московской волне экзистенциального панка – от Сантима до «Соломенных енотов», – то те делали ставку скорее на «Инструкцию по выживанию», нежели на «Гражданскую оборону» (впрочем, еще большую ставку они делали на самих себя).

Илья «Сантим» Малашенков вспоминает: «К середине 1990-х ирония в адрес дедушки Летова стала своеобразным мемом. У меня она впервые возникла на концерте „Русского прорыва“ в „Крыльях Советов" в 1994 году. Мне это все показалось излишне стадионным и, подобно всем энбэпэшным делам, несколько притянутым за уши. Может быть, это и неправда. Как бы там ни было, я послушал тогда „Инструкцию“, а с „Обороны“ ушел с третьей песни, сел в автобус у универмага „Молодежный“, где благополучно получил пизды от гопников. Они караулили панков, пришедших на „Гражданскую оборону“, и тут я один такой красавец в косухе и майке Ramones первым съебался с концерта, а их там человек сорок. Ну, вытащили меня за волосы из автобуса, в общем, все было красиво. Больше я на концерты „Обороны“ не ходил».

Я, наоборот, только начинал ходить на концерты ГО. В 1995 году я впервые увидел Летова живьем – на последнем акустическом концерте (перед этим было два в электричестве) в ДК 40-летия Октября на Рязанском проспекте.

Когда я прорвался в зал, на сцене сидел сгорбленный светлячок с цветной гитарой. Он нажимал на струны, как на кнопки, от чего зал ходил ходуном из стороны в сторону. Я запомнил это странное сочетание света и мяса. Это был персонаж из какой-то древней священной книги, словно Летов в отсутствие Летова.

Александр Ионов, лидер группы «Огонь», которая играла перед ГО на тех концертах в ДК 40-летия Октября, вспоминает: «У нас тогда программа на разогреве была аж 17 песен, народ, естественно, был в ярости, кидался в нас банками пивными и какими-то монетами, откручивали лампы из рампы, лез какой-то хрен на сцену, которому я в итоге крестовиной от микрофона навалил в еблище. После концерта зашли к Летову, у нас отдельные гримерки были. Выпили с ним водки, он сказал: „Хорошие у вас песни“. Я говорю: „Спасибо, у вас тоже“. В этот момент из нашей гримерки раздался адский крик, и мы побежали туда – оказалось, мой друг передознулся там героином, на этом мое общение с Летовым и закончилось. Вообще, градус придыхания к нему в то время был сильно снижен, видимо, настал такой период низвержения кумиров. В нашей тусовке было устойчивое ощущение, что Летов катится в попсу. Это было с нашей стороны ошибочно и попросту глупо, но такие уж тогда были настроения».