Значит, ураган. Егор Летов: опыт лирического исследования

В мае 1997 года прошел акустический концерт в «Крыльях Советов» на Белорусской. Летов для начала как следует проорал свой любимый тогдашний лозунг об Александре Лукашенко как президенте будущей русской империи и немедленно запел «Солнцеворот» – в связке это звучало довольно сильно, несмотря на мало кому понятного и нужного Лукашенко (забавно, кстати, что саму упертость и долгожительство будущего диктатора Егор предугадал довольно точно). У меня к тому моменту завелась пресс-карта интернет-проекта под названием «Московский обозреватель», по предъявлении которой охрана неожиданно расступилась и я оказался на сцене в двух шагах от Летова, прямо у него за спиной. Дрожащими руками я вытащил фотоаппарат – в этот момент Егор запел «Желтую прессу».

Год спустя в тех же «Крыльях Советов» давали первомайское электричество. В составе группы неожиданно появилась черноволосая девушка-басистка. Я хорошо запомнил, что Летов в какой-то момент потрепал ее по голове – то ли она что-то не то заиграла, то ли наоборот; как бы там ни было, даже из зала было видно, что отношения тут несколько выходят за рамки музыкальных.

Наталья Чумакова рассказывает: «Я поначалу ничего такого не думала – он же меня позвал как басистку. Приехала в Омск 15 июля 1997 года, с басом, серьезная. Выхожу ночью из поезда с этим басом, стою на перроне, никого нет, никто не встречает. Вдруг смотрю: издалека идут два красавца покачиваясь, чуть не шалашиком, с шампанским – он и Махно (Евгений „Махно“ Пьянов – гитарист и басист „Гражданской обороны“ периода 1995-1999 годов. – Прим. авт.). Чтобы не тащиться на вокзал из своего поселка, он решил остаться ночевать у каких-то друзей поблизости, ну, так в итоге и не ложился. Это был период, когда он еще общался с местными людьми. Потому что, когда Махно умер, мы вообще перестали с кем-либо контачить».

Поход на «Гражданскую оборону» в те годы был сопряжен не только с моральной, но и с физической нагрузкой. Проникнуть в зал было непросто даже по билету, так как панки загодя оккупировали вход и, как только дверь открывалась, начинался натуральный штурм. После концерта в «Марсе» фанаты вообще угнали трамвай. В сентябре 1999 года в московском кинотеатре «Ленинград» штурмовавших было так много, что одна красавица из старого окружения ГО вызвала конную милицию, причем с мобильного телефона – времена менялись. Всадники прискакали со стороны парка и расчистили проход, после чего мы чинно проникли в зал. Внутри тоже бывало неслабо: помню, после июльского электрического концерта в «Крыльях Советов» 1997 года кто-то прямо-таки остался лежать под сценой в лужице крови. Но живой. В питерском «Полигоне» (это, правда, уже был март 2000-го) посреди шоу в зале раздавили газовый баллончик. Подобные газовые атаки случались достаточно регулярно – так было, например, в Кенигсберге, а в Нижнем Новгороде выступление вообще было из-за этого сорвано. В Питере тогда обошлось – концерт прервали максимум на полчаса, и уже не игравший тогда в ГО, но обитавший в Питере Кузьма развлекал публику стендапом, состоящим из виртуозного варьирования фразы «Нам нужен свежий воздух, только свеж-ж-жий воздух, без этой херни в наших легких, в наших бронхах» и т.д. Скорее всего, за всю историю мировой рок-музыки слово «бронхи» ни разу не звучало в микрофон со сцены, по крайней мере вне песенного контекста, и в этом был весь Константин «Кузьма» Рябинов. Он сам был своего рода бронхами «Гражданской обороны», наполняя группу дополнительными воздушными потоками, хотя в его случае их логичнее назвать парами. Максим Хасанов вспоминает: «Во время „Прорыва“ Кузьма повздорил с басистом „Инструкции по выживанию“ Аркашей Кузнецовым, ну тогда же вся музыкальная часть на тюменских держалась. Летов еще произнес фразу, типа пока ты, Аркаша, джинсами фарцевал в своей Тюмени, мы с Кузьмой пельмени пиздили из магазина, потому что жрать было нечего. А Кузьма прицепился к тому, что Аркаша сказал, что он играет с „Обороной“. Вот, Аркадий, торжествующе сказал он, в этом и вся разница между нами: ты С „Обороной“ играешь, а я – В „Обороне“». Дело заключалось даже не собственно в его гитарной игре и сочинительских способностях (хотя Егор весьма ее ценил и, по-моему, искренне скучал по Кузьме в годы их разлуки). Рябинов придавал «Обороне» потешной абсурдности, играя роль пересмешника в драматическом летовском театре. Летов очень любил смеяться и веселиться, но сам он смешным быть не умел (сложно представить его зачитывающим скороговорку про покупку или исполняющим композицию про солнечную Грузию), а Кузьма как раз идеально для этого подходил. С его уходом группа окончательно превратилась в сольный проект.