Значит, ураган. Егор Летов: опыт лирического исследования

Лукич был самый приятный человек из всей сибирской панк-тусовки. Автор великой строчки «Можно и не жить», он пел слегка отсутствующим голосом, носил прозвище по тем временам уже практически необъяснимое и любил настойку под названием «Черный соболь». Его лучшие песни всегда были подчинены одному и тому же настроению – добродушной обездоленности. Из всей плеяды сибирского панка он был наиболее элегичным и безжелчным: выведя однажды пронзительную формулу-панегирик «Мы идем в тишине по убитой весне», он впредь как будто бы избегал громких слов и резких звуков и преимущественно творил негромкую неторопливую лирику про солнечные часы, светлячков, войну, любовь и берег надежды. Он был не по таланту непопулярен. Объяснялось это, вероятно, тем, что в нем жил особый заповедный строй, который не позволял ему интересничать в искусстве сверх меры, – грубо говоря, между песней про озарение и песней про зарю он выбирал последнее. По сути, он был фолк-исполнителем, то есть певцом пространства и человеком простого и содержательного стиля. Здесь тогда не очень понимали, по какому ведомству его числить: и не андеграунд, и не бард, и не пресловутый русский рок. Это все развивалось скорее в духе современного инди-фолка, вроде какого-нибудь сверхвостребованного Bon Iver.

После в высшей степени теплого знакомства с Лукичом мы с Бертом взяли курс на Неумоева Р.В. В Москве как раз был анонсирован акустический контекст «Инструкции по выживанию» – в каком-то клубе на задворках Литинститута. С Неумоевым все оказалось несколько сложнее, так как в ответ на предложение дать интервью журналу Playboy лидер ИПВ упал на одно колено и, к удивлению прохожих, расстрелял нас с Бертом из пистолета прямо на Бронной улице. Пистолет оказался пугачом, но ощущение, что в тебя стреляет Роман Неумоев, осталось со мной надолго.

Берт предлагал занырнуть и дальше в глубины сибпанка, к совсем уже неведомым мне музыкальным авторитетам, но я в какой-то момент приостановил штудии, признав, что по большому счету меня интересует один только Егор. Последний пока не давался нам в руки, но я периодически довольствовался разными удивительными тарасовскими мемуарами, благо его въедливая память сохраняла мельчайшие подробности – вроде той, например, что на концерте «Рок против сталинизма» (1989) в Харькове Янка и Джефф пошли в разливуху с игривым названием «Помидорчик», а Егор не пошел. Игорь «Джефф» Жевтун, впрочем, «Помидорчик» впоследствии не верифицировал: «Таких нюансов я не помню, ну ходили куда-то, так что все может быть. Но вообще, мы в принципе не должны были там играть. Когда мы приехали в Харьков, нас никто не ждал: в программе не предусмотрены. Мы два дня шатались по городу – в конце концов куда-то нас втиснули, и мы в итоге выступили. Летов стал орать на нашего менеджера Пятака, после чего мы с ним перестали сотрудничать. А концерт был вполне на уровне. Вообще, в то время все концерты были примерно одинаковые. Крики, вопли и непонятно, лучше или хуже. Просто старались как-то до отказа выдать, и все».

Сам же Берт организовал январский концерт «Гражданской обороны» и Янки 1989 года в МАМИ. Он вспоминает: «После фестиваля „Сырок“ я ощущал большое желание поскорее пережить то состояние катарсиса, которое довелось испытать 3 декабря 1988 года. Услышав, что ГО в январе едет с концертами в Питер, я возжелал всенепременно устроить выступление либо по пути в Питер, либо по дороге назад в Сибирь. Поехал в свою бывшую общагу МАМИ на Малой Семеновской. Там на первом этаже имелось небольшое помещение с минимальным аппаратом для студенческих дискотек с их убогим репертуаром. Главное – там были барабанная установка и комбики. Всякие бюрократические препоны я рассчитывал преодолеть при помощи комсомольского вожака Лехи Комиссара – мы в 1982 году были одногруппниками. Леха, не пожелав узнать, что за группа и чего поют, с ходу предложил перенести мероприятие в аудиторию побольше, в самом здании МАМИ на Большой Семеновской. Друзья-однокашники согласились на пару дней освободить комнату с тремя кроватями, так что проблема размещения музыкантов тоже была решена.

В следующее воскресенье я поехал на Горбушку, где и посвятил всех, кто хоть как-то мог быть заинтересован в предстоящем действе, уделив особое внимание ключевым фигурам вроде Ким Ир Сена и Саши Хирурга.

Ким Ир Сен (в миру Олег Гоч, человек из Ростова, ходивший в середине 1980-х в ватнике со значком корейского лидера, чем и заслужил погоняло) к этому времени только начинал активно тиражировать записи ГО в рок-лабораторской студии „Колокол“. Время, когда продукция „ГрОб Рекордс“ начнет приносить весомый доход „Колоколу“ и лично Алику и Саше Агееву, рулившим студией, наступит несколько позже, когда канал поставки свежака из Омска ко мне заработает надежнее и четче.