Значит, ураган. Егор Летов: опыт лирического исследования

Так или иначе, в 1992-м мы делаем „Прыг-Скок“. Себестоимость одной пластинки – примерно дойчмарка. Мы зарядили тираж 20 000, соответственно, нужно около 13 000 долларов. Родители моей тогдашней гамбургской невесты Терезы подкинули денег на свадьбу, а у меня была уже подобрана квартира на Тверской за 12 000 дойчмарок. Ну я подумал, что поскольку цены на производство винила будут только расти, а ценность самого альбома представлялась мне неоспоримой, то логичнее вложиться в „Прыг-скок“. Эх, если б еще не разворовали с квартиры уже покойного нашего дружка запойного художника Сергея „Бени“ Шаланина сложенные у него на хранение пару тысяч винила… В 1999 году ФСБ устроило обыск в офисе „Хор“ и весь склад винила был увезен на Лубянку, так как возникло подозрение, что в коробках гексоген. Месяца через полтора разрешили забрать, и мы его отвезли в пустующую квартиру Бени, где все и кануло».

Тереза, по словам Берта, отнеслась к его инициативе по обмену квартиры на «Прыг-скок» с пониманием.

Практически сразу после выхода виниловой пластинки «Прыг-скок» появился на компакт-дисках, но от другого производителя и даже, как выяснилось, правообладателя. Берт рассказывает: «Откуда ни возьмись появляется компакт с тушканом на черном поле – и его издатель Александр „Сталкер“ Олейник начинает трясти листочком договора, где коротко, но конкретно сообщалось, что автор передает Олейнику права на этот альбом. Поговорили потом с автором.

– Как же так, Егор?

– Я ничего не помню.

– А с нами договор как же ты подписывал?

– Ну, мало ли».

Пожалуй, апофеозом нашего с Бертом сталкинга стал выезд в аэропорт Домодедово зимой 1999-го. Мы ломанулись не то встречать, не то провожать «Гражданскую оборону», которая, по сведениям Берта, должна была непременно там находиться часов в шесть утра. Стоит ли говорить, что никто из участников ансамбля не подозревал о нашей инициативе. Минут сорок мы тряслись впотьмах в мерзлой маршрутке от метро «Домодедовская» к точке прилета или вылета. Никакую «Оборону», естественно, не встретили: то ли мы опоздали, то ли они не приехали. В бессильной злобе взяли пива, и на обратном пути я вдруг ясно почувствовал, как бреду по сугробам января 1989 года куда-то в Медовый переулок, спеша на десять лет как закончившийся концерт с его призрачными – прав был Коврига – мелодиями.

10. ДЕТСКИЙ МИР

Когда в 2000 году я впервые взял у Летова интервью для газеты «Время МН» – довольно идиотское и, по счастью, не сохранившееся на просторах интернета, – то, в частности, поинтересовался, так ли уж ему дороги его ранние записи (не знаю, какой ответ я рассчитывал получить). Летов тяжко вздохнул (он всегда делал такой вздох, заслышав тупой вопрос, а у меня их в тот вечер было как у дурака махорки) и сказал: ну да, это ж как дети.

Настоящих детей при этом у Летова не было, и несколько лет спустя, когда мы уже общались без вопросов, вздохов и диктофонов, он объяснил почему.

Сослался на «Сердцедер» Бориса Виана. Сказал, что он по характеру был бы ровно та мать, которая так беспокоилась за своих детей-тройняшек, что в итоге посадила их в клетку. Вот кусок из Виана, о котором мы тогда говорили: