Значит, ураган. Егор Летов: опыт лирического исследования

Книга была переведена на русский не слишком аккуратно и местами своевольно, но ему это как раз нравилось – своим ощущением несуразной повышенной точности, я бы сказал, чувством непереводимого внутреннего барсука. «Почему я не там?» – такова была его единственная претензия при чтении.

Наталья Чумакова вспоминает: «Когда затевался первый тур „Гражданской обороны“ в Америку в 1999 году, вот, конечно, люди сидели, мучились. Конечно, было очень соблазнительно поехать в Америку, но при этом это ж вроде как враг, бомбардировки Сербии и все такое. В результате придумали назвать тур „Ракетой из России“, решив, что такой девиз все спишет. На принцип пошел только Джефф – он в Америку ехать наотрез отказался. Потом долго искали человека, который мог бы помочь с визами, – тогда-то и явился к нам Попков, еще с усиками, все сделал, поехал с нами, да так в результате и остался вместо директора. Но надо отдать должное Егору, сам тур он все-таки сорвал. На первом же концерте в Нью-Йорке он толкнул речь о том, какие все вокруг сволочи и за бомбардировку Сербии придется ответить. После чего организатор Марк просто исчез. Мы остались без какой бы то ни было логистики, тур отменился, билеты обратные несдаваемые, непонятно, куда деваться. В итоге нас поселили в мотеле, где-то на шоссе между Нью-Йорком и Балтимором».

Сергей Попков поясняет: «На самом деле я так или иначе исполнял обязанности директора уже с лета 1998 года, а Америка – это вообще моя идея, и потом Егор уже нашел ей идеологическое обоснование. Он до того ни разу не был за границей и категорически не хотел куда бы то ни было ехать. А тут мне поступило предложение от американской приглашающей стороны и как раз подоспели события в Югославии – я подумал, что может получиться отличная история: антиамериканский тур на территории Америки. В Нью-Йорке играли в клубе Tramps прямо на Бродвее, там Игги Поп за неделю до нас выступал. На сцене рубилово, в зале тоже – публика совершенно бешеная с советскими, российскими и сербскими флагами. И вдруг я вижу, что в зале появляется нехарактерного для этого мероприятия вида человек в сером костюме и галстуке и с такой очень характерной незаметной стертой внешностью. Он начинает о чем-то говорить с главным организатором гастролей Мариком по кличке Кошмарик. Я не слышу, о чем они базарят, но вижу, как Марик белеет, лицо у него вытягивается, а тот ему о чем-то размеренно вещает. Потом мы с Кошмариком производим наличный расчет в сортире на унитазе, Тарантино отдыхает, и он осторожно спрашивает: „А что, это всегда так будет?“ А впереди же тур, еще пять городов заряжено. Я говорю на эйфории: „Так это детский сад, обычно гораздо круче!“ Марик тихо говорит: „Ок, понял“. И исчезает куда-то якобы по делам. Но мне уже было не до него, поскольку улицу – Бродвей! – перекрыла толпа фанатов с этими сербскими флагами. Такси не могут проехать, дико сигналят, приезжает полиция, здоровенные негры, мы еще фотались с ними, и начинает разгон. А у этого Кошмарика были два юных промоутера в партнерах. Они прибегают на следующий день и говорят: Марик исчез, телефон не отвечает, жена ничего не знает. Он, оказывается, всех обзвонил и сказал, что тур отменяется. Двинул историю о непродажах билетов, хотя его подельники утверждали, что все ровно наоборот. Как бы там ни было, весь общак остался у Марика. В итоге нас отвозят в мотель за Балтимором, и мы живем в этой одноэтажной Америке до окончания тура. Тогда Егор с Натальей решили дать страх и ненависть в Лас-Вегасе по полной программе, и они его дали! Когда выписывались, латиноамериканские горничные в ужасе входили в их номер, там как в кино: все как положено у рок-звезд, полный разгром и шатание».

Летов рассказывал, что, когда они только начали играть за границей, на одном концерте в Израиле он едва не прослезился из-за того, что публика вела и чувствовала себя ровно как на каком-нибудь концерте в ДК МЭИ. Что объясняется просто: люди уехали лет 10-15 назад и, соответственно, сохранили соответствующие представления о музыке и способах ее восприятия.

В Израиле его вообще как-то по-особенному любили, особенно композицию про общество «Память» – вразрез с провинциально-российским ее восприятием. В частности, в одной деревне недалеко от Иерусалима на стене была обнаружена надпись «ОДНАЖДЫ УТРОМ В ВАВИЛОНЕ ПОШЕЛ ГУСТОЙ СНЕГ».

Вадим Фштейн, один из организаторов концерта «Гражданской обороны» в Сан-Франциско, вспоминает: «Егор ходил по городу и впитывал все как губка. Говорил немного, в основном слушал и напряженно обдумывал все сказанное – такие были сибирские вдумчивые разговоры. Он тут встречался с Максимом Кочетковым, басистом „Наива“, я даже удивился, насколько он легко общается с людьми вроде бы совсем с другого полюса: совсем все-таки разные подходы у „Наива“ и ГО.

Про русскую политику Егор тогда рассуждал исключительно в том духе, что по улицам ходит шпана и пиздит людей и ему это не нравится.

Он к тому времени уже поднялся на другой уровень сознания, весь его антиамериканизм остался в прошлом.