Значит, ураган. Егор Летов: опыт лирического исследования

Скорее всего, это была перевернутая мысль из воннегутовского романа «Галапагосы» о том, как последние люди на земле в процессе эволюции превращаются в ластоногих. Он вообще ценил Воннегута и не в первый раз обыгрывал его цитаты с противоположным смыслом – вспомнить хотя бы каверзное «Здравствуй, черный понедельник», отсылающее к «Завтраку чемпионов».

Летовское сознание всегда было в значительной мере экоориентированным. Он бы написал идеальный учебник не по истории или философии, но по природоведению. Это сознание реализовывало себя по-разному: как в форме поэтических откровений, так и в духе вполне языческих практик, связанных с погружением в ту или иную органическую стихию.

Евгений Колесов вспоминает: «Мы как-то отправились в поход на Урал вдвоем. Поставили палатку на склоне, а сами пошли на гору – там величественные весьма места, прогулка на полдня, попали под ливень, на обратном пути заблудились на этом склоне, еле палатку нашли. Приходим, начали разводить костер, чтоб просушиться. Я стал рубить дрова и немедленно попал себе топором по ноге. Я тогда носил что-то типа гриндерсов, в Германии купил, все леваки тогда в них ходили. Смотрю, дело плохо – в ботинке прорезь в районе лодыжки, и из нее бьет пульсирующий фонтанчик с такой, я бы сказал, нехорошей скоростью. Стали как-то бинтовать, но я ударил ровно по сосуду, и кровь не останавливается. Пришлось мне взять нитку с иголкой и тупо зашить эту рану. Егор, помню, ужасно впечатлился этим поступком. Кровь я как-то остановил, но все равно рана серьезная, назад, да еще с рюкзаками, с такой ногой в любом случае не дойти. На следующий день Егор отправился на гору один. Уж не знаю, что он там делал, шаманил или священнодействовал, но только рана у меня затянулась за два дня и назад я вернулся, только слегка прихрамывая».

По большому счету, его творчество можно рассматривать как одно сплошное ожидание медведей и всех прочих неустанных форм живности, от пробегающих по горлу мышей до раздирающих асфальт одуванчиков. Еще на альбоме «Боевой стимул» было ясно сказано: «О, всю жизнь я видел только деревья» (сентенция вполне в духе Мартина Бубера и его диалогов с лесом). Сам звук, выстроенный Летовым на ранних альбомах, взывал к какой-то нескладной, только пробивающейся жизни: бас напоминал новорожденного жеребенка, встающего на ноги, а барабаны стрекотали, как кузнечики в высокой траве.

Засилье жизни, когда, по его же выражению, «всего навалом», – главный фетиш Летова. Отсюда его фирменный прием находить чувство тотального изобилия в абсолютной неполноте – так, песня буквально про «нехватку кого-то еще», напротив, эмоционально больше напоминает гимн избытку.

Все важные ранние песни так или иначе имеют дело с внечеловеческими формами жизни, будь то строчка «А мертвые звери, как изумленно они любят лежать» или установочная вещь «Лес», где лирический герой с полным правом вписывает собственную телесность во фрейм уничтожаемой природы. Главная антитоталитарная песня ГО «Лед под ногами майора» тоже строится на реваншистском слиянии с природной стихией.

В эссе Эрнста Юнгера «Уход в Лес», написанном в 1951 году, есть занятные формулировки: «Уход в Лес содержит в себе новый принцип обороны… Уход в Лес и для русского является центральной проблемой. Как большевик он пребывает на Корабле, как русский – он в Лесу. Его опасность и безопасность определяются этим различием». Сказано будто про Летова, особенно это касается его русско-большевистского периода, когда, несмотря на всю увлеченность идеей Корабля, он, безусловно, отдавал предпочтение Лесу.

Колесов рассказывал: «В лесу он проводил очень много времени. В лесу и в воде. Когда я гостил у него в Омске, он каждый день уходил в ванную часа на четыре – возьмет с собой поесть и сидит там в воде, думает о чем-то. Так он и работал».

Когда мы с Натальей Чумаковой занимались «Проектом фильма» и отсматривали сохранившиеся видео, я был удивлен тем, что в архиве преобладали не концертные записи или интервью, но съемки из разных зоопарков мира.

Кирилл Кувырдин вспоминает: «У меня был знакомый хороший фотограф Володя Васильев, он работал в „Интуристе“, и мы ездили снимать ребят для вкладыша „Прыг-скока“ в Ботанический сад. Сначала хотели снимать в павильоне, где тропические растения, но там невозможная влажность, больше пяти минут находиться нереально. Поэтому снимали на улице, во всяких зарослях. Но как раз с того времени Летов этот прием очень полюбил и использовал его неоднократно – все эти фотоссесии в цветах и под кустиком. А я был после тюрьмы, а поскольку когда я вышел, то первым делом пошел креститься, у меня крестильная рубаха лежала нетронутая. Я ее дал Джеффу на съемку, он там в моей крестильной рубахе».

Одним словом, как говорил Джон Бэланс в эфире российского MTV, в новом альбоме мы затронули тему природы.