Летов не был бы Егором, если бы не возводил свои привязанности и фантазмы в ранг идеологии. Его собственная эволюция в этом отношении вполне наглядно разбивается на три отрезка: черный, красный, зеленый. На начальном этапе преобладает экзистенциализм, потом на некоторое время воцаряются национал-коммунистические инициативы, и, наконец, к концу жизни происходит решительный поворот от геополитики к, я бы сказал, зоополитике. По его собственному признанию, раньше он был панком местечковополитического характера, а превратился в экоанархиста, озабоченного вселенскими проблемами. Как и в других сферах, его воззрения на вселенские проблемы отличались, скажем так, широтой спектра и не укладывались в строгую систему. Его волновали глубинная экология и тайные импульсы эволюции как таковой. Можно предположить, что ему была близка концепция биофилии Эдварда О. Уилсона, согласно которой человек испытывает глубокое и не вполне осознанное чувство сопричастности ко всему живому. Характерно, что книга «Биофилия» вышла в 1984-м – в год образования «Гражданской обороны». Еще до Уилсона о похожем человеческом свойстве писал Эрих Фромм, которого Егор уж всяко читал.
Впрочем, в данном случае не столь важно, чем именно вдохновлялся он сам – интереснее то, как его экологические представления перекликаются с современной (а для него будущей) философией. Например, старая безотчетная песенка «Мы уйдем из зоопарка» начинает играть провидческими смыслами, если слышать в ней невольный намек на то, что немецкий философ Петер Слотердайк в 1999 году назовет человеческим зоопарком, подразумевая такое устройство общества, где люди-звери занимаются самоодомашниванием. Поскольку человек – существо биологически открытое, он легко поддается селекции, в процессе которой люди сами же и ограничивают свои территории, права и инстинкты. Когда Летов поет «звереет сердце», то имеется в виду как раз сугубо человеческая черта (и попытка выскочить из человеческого зоопарка), поскольку животное звереть не умеет, у него есть четкие пределы инстинкта, в отличие от человека с его хаотическим и безграничным пониманием свободы.
Занятно, что современное французское движение радикальных экологов называется ZAD (zone а́ défendre, то есть буквально «зоны, нуждающиеся в обороне»). Их девиз гласит: мы не защищаем природу, мы – природа, которая защищается. Лед под ногами майора. Вообще, летовские настроения во многом соответствуют именно французской академии – например, книге одного из основателей акторно-сетевой теории Бруно Латура «Где приземлиться?» (2019) о потере Земли и неких «мигрантах изнутри». То есть существуют обычные мигранты, которые пересекают границы и куда-то бегут, но в этом случае речь о людях, «остающихся на своих местах, но с болью осознающих, что родина покидает их сама». Тут самое время добавить, что эта родина, покидая их, еще и восстает из пепла и претерпевает все прочие описанные Летовым парадоксальные изменения. Ему вполне мог стать близок и французский феноменолог Рено Барбарас, изучающий «жизнь мира» и пишущий о принципиальной преемственности человеческой жизни по отношению к другим ее формам. Если метафизика превозносила и уводила человека за рамки жизни как таковой, то Барбарас полагает альтернативу между растворением человечества в жизни и его трансцендентности по отношению к ней ложной. «Всецелая принадлежность человечества к жизни не упраздняет его особенностей, если наше понимание жизни достаточно глубоко», – перед нами буквальный смысл песни «Потрясающий вид из окна», где лучезарный вселенский поток никак не противоречит сугубой отдельности окна, угла, меня.
Наконец, Летову как убежденному лесовику определенно понравился бы английский философ (не чуждый, кстати, музыкальных практик) и изобретатель художественной стратегии «темная экология» Тимоти Мортон, много рассуждающий о свойствах нового экологического сознания и способах избавления от антропоцентризма. Он, в частности, пишет о том, что размышлять об экологии – значит размышлять об отсутствующем (вот вам очередная «нехватка кого-то еще»), а само по себе экологическое сознание часто сопряжено с атмосферой полного и неотложного отчаяния (ну тут уж комментарии излишни).