Знай мое имя. Правдивая история

В назначенное время я поехала в суд и по дороге превратилась в Эмили. Радость теплого дня тут же рассеялась. Я остановилась на парковке. Приземистое здание выглядело непривлекательно: слишком холодное и неприступное. Со спутниковыми антеннами и свисающими с крыши металлическими тросами суд напоминал заброшенную клинику, которую закрыли еще в середине прошлого века. Словно кости с колышущимися на ветру тонкими ветками-волосками, торчали из земли две березы. Через стеклянные двери я прошла на досмотр, вытерев ноги о драненький коврик. Я заметила спутанные провода, флакон от дезинфицирующего спрея, два апельсина, металлический термос и клетчатую сетку мониторов. Шесть офицеров в бежевой форме сидели за столами, развалившись в засаленных креслах на колесиках. Я положила сумочку в пластиковый контейнер и прошла сквозь сомнительного вида рамку металлоискателя. Пока чья-то рука рылась в моей сумке, я смотрела на белый коридор, на отражающийся флуоресцентный свет, застрявший в пластиковых коробах. Офицер толкнул контейнер ко мне, а я так и застыла по другую сторону рамки в полной растерянности. Он спросил, знаю ли я, куда идти. Я отрицательно мотнула головой. Офицер обратил мое внимание на висевший на стене указатель.

Четвертый этаж. Двери лифта открылись, и я оказалась в еще большей пустоте. В конце коридора — две деревянные двери. Та, что справа, вела в маленькую приемную, в которой позже мне придется провести довольно много часов, про себя я называла ее «каморка для жертвы». За левой дверью располагались серые офисные столы с громоздкими принтерами — если протиснуться между ними, можно было попасть в кабинет Алале. Вправо от обеих дверей тянулся длинный узкий коридор, ведущий в зал судебных заседаний.

Я должна была впервые встретиться с Алале и своим адвокатом Бри. Мать с отцом уже подъезжали. Я собиралась принести цветы этим двум женщинам в знак признательности, но, по мнению родителей, цветы будет уместно подарить по окончании всего. Честно говоря, я предполагала, что это наша первая и последняя встреча. Как я думала, работник прокуратуры нужен мне лишь для обсуждения условий мирового соглашения, чтобы закрыть дело. Тогда мы даже не подозревали, что дело продлится еще целых четыре года.

Бри — немного за двадцать, с веснушками и золотисто-каштановыми волосами — держалась дружелюбно и тепло. Алале — на вид чуть за тридцать, с черными волосами, кожей цвета лесного ореха, в приталенном пиджаке и на зеленых шпильках — широко улыбалась. В ней чувствовались здоровая душевность и природная сила духа. Когда я увидела ее в следующий раз, в ушах у нее висели желтые серьги-одуванчики, ногти были цвета фуксии, и вся она в том царстве серости казалась ярким мазком краски. Как я узнала позже, она была дочерью иммигрантов из Ирана. Ее родители открыли ирландский паб, где Алале работала, пока училась на юриста.