Знай мое имя. Правдивая история

Представитель окружного прокурора. Вы никогда не вступили бы в близкие отношения в общественном месте, так?

Девушка Брока. Что вы имеете в виду? Я не совсем поняла…

Представитель окружного прокурора. Конечно, пожалуйста. Вы когда-нибудь занимались сексом на публике?

Девушка Брока. Нет.

Представитель окружного прокурора. Понятно, спасибо. То есть это было бы что-то из ряда вон выходящее?

Позже мне рассказывали, как перекосило его бывшую, как она огорошенно дернула головой, когда ей задали вопрос про половое сношение на публике. Что ж, понимаю, как никто другой. Совокупление за мусорным баком — это определенно настораживает. Алале сказала потом, что видела Брока плачущим только во время показаний его бывшей подруги.

Я собиралась опустить эти незначительные детали как не стоящие внимания, но, перечитывая их позже, задумалась. Во время судебного процесса присяжным полагалось прийти к выводу: порядочный Брок человек или аморальный. Надо признать, я никогда не сомневалась, что все сказанное о нем — чистая правда. И я хочу, чтобы вы знали: все это действительно правда. Приятный молодой человек, который поможет соседу при переезде, который поддержит пожилую женщину в бассейне, — это все он, тот самый парень, что напал на меня с целью изнасиловать. Один человек может быть способен и на то и на другое. Общество часто не в состоянии осознать, что обе правды не являются взаимоисключающими — они часто сосуществуют. В хорошем человеке могут таиться дурные пристрастия. И от этого становится жутко.

У Брока была сестра, почти моя ровесница. Преподавательница французского растила трех дочерей. Тренер по плаванию воспитывал дочь и двух сыновей. Все эти дети в той или иной степени были одного со мной возраста. Но то, что свидетели имели сестер, дочерей, подруг, меня не спасало. Для них всех я оказалась другой, и почему-то мне было отказано даже в элементарном проявлении сочувствия. По какой-то причине в зале суда я проходила по категории «чужая».

Я надеялась, что в субботу — после того как уже все дали показания — придет облегчение. Но вместо этого наступило остолбенение. С каждым днем я все меньше владела ситуацией. С каждым днем судебный процесс, все чаще отклоняясь от курса, уходил от конструктивных вопросов. С каждым днем обстановка вокруг него становилась столь агрессивной, едкой, а порой и неуместной, что даже я оказалась к этому не готовой. В новостях говорилось и о моем «неудержимом плаче», и о «женском влагалище», и об «уроженце Огайо, который, встретившись взглядом с женщиной, закинул левую ногу на правую и постукивал носком по полу». По постам в интернете порой казалось, что я только и делаю, что рыдаю. А в моем реальном мире все чаще давали сбой жизненно важные функции: я перестала нормально спать, забывала есть, даже в туалет не могла сходить как следует. За две недели мои умственные и телесные силы иссякли, и наступило полное истощение.

Позвонила мать и попросила навестить дедушку. Дело в том, что Гон-Гон возвращался в Китай. Были собраны чемоданы, расчесаны волосы, обновлен паспорт, загружена китайская опера, разложены по местам кастрюли и сковородки, аккуратно выставлены у дверей туфли. На другом конце Земли родственники ждали его, чтобы усадить за стол и всем вместе насладиться маринованными листьями горчицы, рисовой лапшой и перепелиными яйцами. Мать привезла его в аэропорт, но когда он подошел к стойке регистрации, выяснилось, что в его фамилии допущена ошибка. Авиакомпания развернула дедушку, не пустив на борт, и мать отвезла его обратно домой. В тот день она впервые увидела, как плачет ее отец. Мне нужно было его подбодрить. Пока я добиралась, внутри меня клокотал гнев.

Как мог отмениться полет через полмира из-за одной маленькой буквы? Доехав до дедушки и едва поздоровавшись с ним, я сразу направилась к телефону и принялась набирать номер. Дедушка и его приятель с большим удивлением наблюдали за мной, когда я начала кричать на бедного агента: «Ему нужно в долбаный Китай! Да как это вообще возможно! Должен же работать хоть один офис!» Такой дедушка меня еще никогда не видел. Я почувствовала его руку на своей спине — он успокаивал меня, уговаривал идти домой, убеждая, что они сами во всем разберутся. Но я была в ярости. Одна-единственная буква! Просто уму непостижимо, как легко рушатся человеческие планы из-за дурацкой опечатки. Как что-то столь незначительное может все сломать?