Знак Единорога. Рука Оберона

Вниз по лестнице. Снизу ни звука. Значит, уже ночь. Хорошо. Прошел еще один день, а мы пока живы. Возможно, даже стали несколько мудрее. Хотя бы настолько, чтобы осознать: есть многое, что нам только предстоит узнать. Скажем, надежда. Вот чего мне недоставало, когда я выл от боли в той проклятой темнице, прижимая руки к выжженным глазам. Виала… поговорить бы мне с тобой в те дни хоть несколько минут. Но я узнал то, что узнал, в гнусной школе, и даже щадящий курс обучения не сумел бы мне привить твоего милосердия. И все же… трудно сказать. Я всегда чувствовал, что я больше пес, чем олень, больше охотник, чем жертва. Ты могла бы научить меня кое-чему, что притупило бы горечь, умерило ненависть. Но стало бы от этого лучше? Ненависть умерла вместе с ее объектом, горечь прошла… но, оглядываясь назад, я пытаюсь представить, что бы я сумел сделать, не поддерживая они меня тогда. Вовсе не уверен, что я, изгнанный, выжил бы без этих моих уродливых приятелей, которые упорно тащили меня обратно к жизни и здравому уму. Это теперь я временами могу позволить себе роскошь мыслить как олень, но тогда это могло стать гибельным. Не знаю, милая моя леди, и сомневаюсь, что когда-нибудь смогу дать лучший ответ.

На втором этаже тишина. Ниже – слабый шум. Добрых снов, леди. Кругом и снова вниз. Интересно, узнал ли Рэндом что-нибудь важное? Скорее всего, нет, иначе он или Бенедикт уже вышли бы на связь. Если, конечно, с ними все в порядке. Но нет, глупо искать лишние поводы для волнений. В должное время все прояснится, а мне и так осточертело ходить вокруг да около.

Первый этаж.

– Уилл? – окликнул я. – Рольф?

– Лорд Корвин!

Услышав мои шаги, оба стражника изобразили профессиональную выправку. По лицам их было видно, что все в порядке, но проформы ради задал вопрос.

– Все спокойно, лорд Корвин, – ответил старший.

– Вот и отлично, – сказал я и двинулся дальше, входя в мраморный обеденный зал.

Получится, я был в этом уверен, если только время и сырость не совсем уничтожили его. И тогда…

Я вошел в длинный коридор, где с обеих сторон надвинулись пыльные стены. Тьма, тени, мои шаги…

Я подошел к двери в конце коридора, открыл ее, шагнул на площадку. И снова вниз, по спирали, мимо редких светильников, в пещеры Колвира. Рэндом прав, решил я. Если срезать все как раз до подземелий, обнаружится близкое соответствие между тем, что осталось, и местоположением того Про-Образа, где мы побывали нынешним утром.

…И вниз. Повороты и спуск во мрак. Залитый светом факелов и фонарей сторожевой пост прорезался застывшей декорацией. Я ступил на пол и шагнул к цели.

– Добрый вечер, лорд Корвин, – промолвил худой, трупного облика тип, который, опираясь на стеллаж, ухмылялся, стискивая в зубах тлеющую трубку.

– Добрый вечер, Роджер. Как дела в подземном царстве?

– Крыса, летучая мышь, паук. Больше ничто не шевелится. Мирно.

– Ты доволен постом?

Он кивнул.

– Я пишу философский роман с элементами ужаса и болезненности. Над этими элементами я здесь и работаю.

– Подходяще, – согласился я. – Мне понадобится фонарь.

Он взял один со стеллажа и зажег от своей свечи.

– В романе будет счастливый конец? – поинтересовался я.

Роджер пожал плечами.

– Я буду счастлив.

– Я имею в виду – добро восторжествует и герой с героиней окажутся в постели? Или ты прикончишь всех?

– Это было бы нечестно, – ответил он.

– Ладно, не важно. Может, как-нибудь и прочитаю твой роман.

– Может быть, – проговорил он[37].

Я взял фонарь и пошел туда, куда не ходил уже давно. Оказывается, мой мысленный дальномер по-прежнему определял расстояние по эху шагов.

Вскоре, двигаясь вдоль стены, я определил нужный коридор и свернул туда. Дальше оставалось просто считать шаги. Ноги сами знали путь.

Дверь моей старой камеры была чуть приоткрыта. Я поставил фонарь на пол и обеими руками налег на дверь, открывая ее во всю ширь. Она подавалась неохотно, с ржавым стоном. Затем я поднял фонарь повыше и вошел внутрь.

Тело мое онемело. Желудок скрутило. Начался озноб. Я едва поборол желание выскочить и драпануть прочь. Подобной реакции я от себя не ожидал. Я боялся хотя бы на шаг отойти от этой тяжелой, обитой латунью двери – а вдруг она замкнется, лязгнув запертым засовом. Крошечная грязная клетушка ввергла меня в краткий ступор чистейшего ужаса. Я заставил себя сосредоточиться на частностях: дыра в полу, которая заменяла мне уборную; черное пятно, где я развел костер в последний день… Я провел левой рукой по внутренней поверхности двери и обнаружил те царапины, которые некогда сотворил черенком заточенной ложки. Мои руки еще помнили, чего это им стоило. Потом наклонился, чтобы рассмотреть свою работу поближе. Бороздки были далеко не такими глубокими, как казалось мне тогда, во всяком случае, по сравнению с толщиной двери. Я только сейчас осознал, как преувеличивал свои слабые силы в стремлении вырваться на свободу. Затем я отошел от двери и посмотрел на стену.