Рисунок сильно поблек, сырость и пыль хорошо потрудились. Но я все еще мог разобрать очертания маяка Кабры в рамке из четырех канавок, прочерченных все тем же черенком ложки. Магия еще была здесь, та сила, что позволила мне перенестись на свободу. Я чувствовал ее, не взывая к ней.
Я повернулся к другой стене.
Этот набросок сохранился еще хуже, чем маяк, но ведь и нарисован он был в ужасной спешке, при свете последних нескольких спичек. Понять, что именно там изображено, я уже толком не мог, хотя память и подсказала некоторые скрытые от взгляда подробности. На рисунке был не то кабинет, не то библиотека, стены подчеркнуты книжными полками, на переднем плане – письменный стол, за ним глобус. Может, стоит рискнуть и попытаться стереть пыль?
Я поставил фонарь на пол и вернулся к рисунку на другой стене. Уголком одеяла осторожно протер участок у фундамента маяка. Линия стала четче. Я еще раз протер рисунок, надавив чуть сильнее. Неудачно. Я уничтожил примерно дюйм рисунка.
Я сделал шаг назад и оторвал широкую полосу от края одеяла. Сложил остаток в подобие подушки и встал на колени. Затем медленно и осторожно принялся за работу над маяком. Нужно было точно понять, как это делается, прежде чем пробовать очистить другую картину.
Через полчаса я поднялся, потянулся, сделал несколько наклонов и растер ноги, возвращая их к жизни. То, что осталось от маяка, стало чистым. К сожалению, я уничтожил процентов двадцать рисунка, пока научился ощущать текстуру стены и понимать, с какой силой нужно нажимать. Вряд ли получится улучшить результат.
Фонарь мигнул, когда я передвинул его. Я развернул одеяло, вытряхнул, оторвал еще одну полосу. Сложил новую подушку, встал на колени перед вторым рисунком и принялся за работу.
Через некоторое время я вскрыл то, что от него осталось. Совсем забыл про череп на столе, пока осторожное прикосновение тряпки вновь не обнажило его. А еще угол у дальней стены и высокий подсвечник… Я отодвинулся от стены. Дальше отчищать слишком рискованно. Да и незачем, пожалуй. Похоже, тут все, что было.
Фонарь снова замигал. Этот гад Роджер не проверил уровень керосина. Я встал, держа фонарь у левого плеча. Выбросил из головы все, кроме картинки перед собой.
Под моим взглядом рисунок обретал глубину. Миг, и вот он стал трехмерным, раскрылся во все поле зрения. Я шагнул вперед и поставил фонарь на край стола.
Быстро огляделся. Книжные полки на всех четырех стенах, окон нет. В дальнем конце комнаты две двери, справа и слева, друг против друга, одна закрыта, другая чуть приоткрыта. У открытой двери стол, длинный и низкий, завален книгами и бумагами. В нишах стен и на странных выступах, а также на свободных местах на полках всякие причудливые безделушки – кости, камни, керамика, таблички с письменами, увеличительные стекла, жезлы, инструменты неведомого назначения. На стене большой ковер в ардебильском стиле[38]
. Я двинулся к тому краю комнаты, и фонарь зашипел вновь. Я развернулся, потянулся к нему, и он погас совсем.Пробурчав непристойность, я опустил руку. Потом медленно повернулся в поисках хоть какого-нибудь источника света. Нечто похожее на коралловую ветвь слабо мерцало на полке напротив, а еще в щель под закрытой дверью пробивался неяркий свет с той стороны. Оставив фонарь на столе, я двинулся туда.
Тихо, как мог, открыл дверь. За ней оказалось пустое помещение – небольшое, без окон, слабо освещенное тлеющими углями в очаге, утопленном в нишу слева. Стены голого камня аркой смыкались над головой, а ниша очага, похоже, была естественной. В дальнюю стену была врезана мощная, окованная металлом дверь, массивный ключ в замке повернут на пол-оборота.
Я вошел, взяв свечу с ближайшего стола, и двинулся к очагу, чтобы зажечь ее. Но когда я опустился на колено, чтобы раздуть пламя, у двери раздались негромкие шаги.
Повернувшись, я увидел его прямо у порога. Футов пяти ростом, горбатый. Волосы и борода еще длиннее, чем я помнил. Дворкин был в ночной сорочке до щиколоток, в руках масляная лампа, а темные глаза его сверкали сквозь струйку копоти.
– Оберон, – сказал он, – ну что, время наконец настало?
– Какое время? – негромко спросил я.
Он хихикнул.
– Как это какое? Время разрушить мир, конечно же!
Глава пятая
Держать лицо не на свету и говорить тихо.
– Не совсем, – сказал я. – Не совсем.
Он вздохнул.
– Ты все так же упрям.
Искоса, склонив голову, он вглядывался меня.
– Почему ты всегда все портишь? – проговорил он.
– Я ничего не испортил.
Дворкин опустил лампу. Я вновь отвернулся, но он наконец смог хорошо рассмотреть мою физиономию и рассмеялся.
– Забавно. Забавно, забавно, забавно, – сказал он. – Ты пришел сюда как юный лорд Корвин, надеясь растрогать меня семейными чувствами. Почему ты не выбрал Бранда или Блейза? Выводок Клариссы лучше послужил нам.
Я пожал плечами и встал.
– И да и нет.
Я решил кормить Дворкина двусмысленностями до тех пор, пока он будет принимать их и отвечать. Могло выйти что-нибудь полезное, плюс так было проще сохранять у него благожелательный настрой.