Знак Водолея

Так и дьякон Федор жил под одним собственным именем, им подписывался и ведом был среди московской братии. Однако у него было четверо сыновей. Всех их приспела пора отдавать в ученье, сиречь в бурсу. А там строжайше было приказано писать непременно по фамилиям. Вот Федор, не мудрствуя лукаво, и записал старшего сына Благонравовым, второго — Добронравовым, третьего — Тихонравовым, младшего — Смирнонравовым. Сыновья после семинарии по духовной линии не пошли. Двое поступили в университет, другие на военную службу пошли, по отменному выражению Пушкина, и стали рваться грудью в капитаны и в асессора поползли… А внуки же — кто по ученой линии пошел, иной в искусства кинулся, в ремесла, в торговлишку. Так и образовались четыре славные московские фамилии, из которых вышли известные профессора, адвокаты, артисты, военные, художники и даже крупная знаменитость — певец, причем не бас, как можно было бы предположить по предку-дьякону, а тенор — один из лучших Лоэнгринов провинции.

Из этого самого корня, в четвертом после дьякона поколении, вышел и Александр Алексеевич Благонравов — владелец известной кинопрокатной конторы, человек безукоризненной коммерческой репутации. В изящном, стройном Александре Алексеевиче ничего не оставалось уже от звероподобного предка, некогда могучим гласом своим заставлявшего содрогаться каменные сердца замоскворецких купцов и давно уже истлевшего и в земле, и в памяти людской. От деда Петра Федоровича, умершего генералом и сенатором, фамилии осталось дворянство с гербом и грамотой, от отца Алексея Петровича — собственный дом близ Триумфальных ворот. Один Александр Алексеевич ничего пока не прибавил своему роду. Впрочем, удачная женитьба тоже своего рода достижение, и немалое, по нынешним варварским временам…

Александр Алексеевич женился чрезвычайно удачно (еще в бытность командиром полусотни знаменитого казачьего полка) на девушке милой, скромной, образованной, безупречного поведения и с хорошим приданым. Вместе с деньгами, доставшимися по наследству, на руках у него образовалась порядочная сумма. Друзья-атаманцы советовали ее пустить во вселенский пропой, но Александр Алексеевич не послушался искусителей, вышел в отставку и занялся коммерцией — основал ту самую кинопрокатную контору в Москве, о которой шла речь выше. Контора состояла из двух человек — самого Благонравова и бухгалтера-счетовода Красильникова, тихого, аккуратного старичка. Они занимали две маленькие комнатки в обширном Саввинском подворье, в двух шагах от дома на Тверской. В остальных помещениях этого некогда знаменитого дома, арендованного Благонравовым, помещались склад, ателье, где молоденький, но шустрый кинооператор Сиверсон снимал русские надписи к кинокартинам, маленькая лаборатория, где они проявлялись, и небольшая, на пару столиков, монтажная комната, где надписи вклеивались вместо выбрасываемых итальянских текстов, и, наконец, хорошо меблированный просмотровый зал, в котором Благонравов показывал новые ленты директорам, распорядителям и хозяевам иллюзионов. Было, следовательно, нечто вроде небольшой фабрики, общим ходом которой управлял некий Бныкин — старательный, суетливый и шумный деятель. Но в действительности всеми делами управляли не горластый и петушистый Бныкин, не тишайший и вежливейший Александр Алексеевич, а супруга — Антонина Николаевна, незаметно превратившаяся из бледнолицей, тоненькой институтки в рослую, яркую даму с еще стройной, но уже сильно округлившейся фигурой, с живым свежим лицом, на котором выделялись пухлые свежие губы с заметными усиками по углам рта и круглые серые глаза, в глубине которых внимательному наблюдателю виделся тот пристальный ласковый блеск, который свойствен крупным и сильным хищникам. Александр Алексеевич ловил себя порою на том, что стал побаиваться жены, хотя причин для страха как будто бы и не было…

Вот и сейчас: мельком взглянул на жену, задумавшуюся в глубоком кожаном кресле, уронившую на пол свежую книжку журнала «Современный мир», и подавил в себе естественное при большой удаче желание радостно крякнуть и потереть руки. Вместо того стряхнул счеты, стал складывать и вычитать заново. Совершенно небывалый доход образовывался в этом году! Как же это в банке раньше, чем он сам подсчитал, все это угадали? Чем же иначе объяснить лестное, заманчивое предложение председателя коммерческого банка? Дать кредиты на расширение дела? И сроки представил выгодные, и процент умеренный. Нет, деньги все же пахнут! Пронюхали же они…