Знахарка

...Храм, что на околице Камнеграда, невелик. Только крошечному Роговладу в нем хорошо, покойно. Говорят, что крестить младенца там, где венчаны его мамка с тятькой, - высшее благо. И нынче он, птенец на руках матери, понимает это.

Воздух кругом него искрится мириадами светел. Живых словно бы. И каждое из них подлетает осторожно к Дару, оставляя теплом касание. Малец улыбается беззубо, ловя улыбку матери. А руки той теплы. Не так, как в последний раз...

И ведь не знает он, дитем в храм принесенный, что в следующий миг матка его больно ужалит иглой длинной, до того обернувшись по сторонам. И бояре великие, что глядят за обрядом, не замечают, как игла эта ложится в связку, что потом увезет с собою Мара.

Минет немало часу, пока далеко в селе не появится другой младенец, на которого все так же в храме станут садиться искры-светла. Девочка, потому как воздух кругом нее искрится так разноколерно, что Дар зажмуривается.

Крестят их в один день, зимами разделенный. На исходе лета. День этот будто бы простой, обычный. Да только это не так. Совпадение? Видно, нет. Потому как опосля справляют все по обряду старому. Не тому, что ныне.

Жгутся семь степных трав - по стеблю каждой. И пепел густой в молоко маткино вмешивается по полной луне. Выпивается. Дар видит, как матка его, Нежана, зимами раньше взывает к богу старому - степному. Слово тому дает, что младенчики, породненные обрядом древним, найдут лруг друга. Потому как связанные богом души - неделимы. И если вторым младенцем будет малец, то братом он названным, верным ее Роговладу станет. Если же девка...

Сквозь зимы старая знахарка, что на околице Светломеста, вторит Нежане. Колет ручку Ярославы, слова Мары припоминая. А потом - завет читает, все те же травы выжженные в молоке мешая. Слова завета ей незнакомы, только это не главное...

И видится нынче Дару, что чутье бабы подсказывает: старый бог услышал слово. Исполнит.

Нынче степняк чует эту связь. Она тянется тонкой искристой лентой, что огибает правое запястье воина, да идет от сердца к сердцу. И крепится на левом запястье нареченной.

И слова звучат-гудят святые.

А искристая лента прочнеет, не уступая в прочности своей ни железу каленому, ни степной веревке. И - они еще не знают того - все ведет их друг к другу, пока не соединяет в селе светломестском под взором звезд...

Рука вновь выдергивает Дара из видения и снова толкает в другое, где перед ним - корабль огромный. Диковинный. С пастью зверя оскаленной на носу. И брызги соленые с ветром вперемежку. Говор людской. Брань...

...За рулевым колесом он видит мужчину статного, высокого. С бородой пшеничного колеру да бровями густыми.

В рубахе белой, что расшита по вороту шитьем алым. И средь шитья того - охоронные знаки, что в Лесах девки мужикам вышивают.

Бережа да Алатырь.

Коловрат об осьми лучах...

Судно заносит на бок. Морская стихия все больше беленится. Да только тот, что у колеса, не сдается.

И знаки-руны, которыми ушита рубаха, светятся, силой мужа статного питая.

- Спустить паруса! Привязаться веревками к мачте!

Он отдает приказы кратко. Быстро. Рвано словно бы.

Но ни кому в голову не приходит ослушаться его, потому как он - капитан.

Рулевое колесо выворачивается в сторону - и Дар видит на запястье капитана тавро раба. Знакомое, потому как и его клеймили таким же.

И Дар задыхается что от счастья нежданного, что от осознания: брат жив. И искать его нужно не в Торфянниках и не в землях далеких.

В Море Северного Ветра...

Дар выдыхает.

Радость заполняет душу. Но на миг в ней зарождается другое чувство. Горькое. Ядовитое даже. Тревожное.

Он по-прежнему слышит шум волн и голоса моряков, да только другой голос звучит все громче, а Дар с ужасом понимает: Ярослава.

- Дар! - Его нареченная, ворожея, зовет на помощь.

А вокруг - тьма. И никого.

Только шипенье. Рука хватает его за руку - и тут же прячется, играет.

Смеется.

И Дар в ярости бросается во тьму Лабиринта, где, сам не веря своей удаче, хватает не руку сильную, что шутила над ним, а ладошку тонкую своей ворожеи.

Плывет с ней, этой маленькой женщиной, к берегу. И, отдышавшись у самой воды, со страхом прислушивается к пульсу, что едва бьется под кожей Ярославы.

- Жива!

Дар несет ее на руках, и тьма перед ними расступается, потому как оба - что силой дивной, что проклятьем древним - расплатились за тайны. И с ними - воины уцелевшие.

А Копи остаются позади.

***

Колдунья сидела серед карты.

Та вспыхивала и гасла так скоро, что в глазах рябило. А Чародейка чувствовала силу, разгоравшуюся в теле. И уж больше не казалось оно заемным. Словно бы родилась она в нем.

Да только нет-нет, а и возвращались мысли девичьи к тому, что оставалось нечто в душе мертвой, что тревожило Пламену. Знать бы еще, что...