Она не плакала. Так, плечи дрожали от обиды. И то не слезы падали на чистые доски пола. Снег ведь на улице, вот и тает... Она слышала, как ее обнял Нег, и как пришла Крайя. Слышала все. Только не понимала ничего. Нет, они никогда не поймут подкидыша. Они-то свои. А она чужая.
Реветь хорошо - вот и боль проходит. Душа загрубевает, черствеет. Только на все есть свой час.
Яра встала с холодного пола и сварила суп. Накормила мальца с Крайей, кое-как поела сама. А как темно на дворе стало, заспешила в хлев. Была там на рассвете, уж много часу прошло. Воин голодный.
Знахарка тайком захватила еды да сукна чистого, засунула в карман небольшую склянку с примочечным варевом и быстро выбежала из избы. Крайя стара - ей нужен отдых. Не станет искать Яру среди животин.
Знахарка толкнула дверь ногой и тут же прикрыла: хоть здесь и тепло, а выстуживать хлев негоже. Дар замерзнет.
Она опустилась на колени перед распростертым телом и снова поразилась, как красив воин.
Про таких бабы говаривали: статен. Даже породист. Да, в нем чуялась сильная кровь. Мощная. Только Ярослава не ощущала его чужаком, хотя тот и кожей темен был. Да и волос...
Яра развязала покрасневшие от спекшейся крови ленты и удивилась: раны, показавшиеся утром такими гнилыми, к вечеру немного очистились. Края их стали нежно-розовыми, мягкими, а по центру возникла сухая корочка.
Но удивляться знахарка не могла. Почуяв гостью, воин вздрогнул:
- Кто?
- Я, мой хороший, - ласково прошептала знахарка, погладив того по щеке, - пришла вот... Голодный?
Она не ждала ответа, потому как понимала: хорошо, что жив еще. Но мужчина прохрипел, раскрывая губы для бульона:
- Голодный.
Яра воспряла духом. Поначалу она не верила, что спасет его. Только теперь...
Она стала понемногу вливать жирную жижу в рот воина, как ощутила: тот горит. От него исходил такой жар, что молодая знахарка засомневалась: уж не помрет ли? Бабушка говаривала, что перед кончиной многим легчает. А этот вот даже говорить стал. Еды запросил, ее саму узнавая...
Ярослава накормила его, и, наспех перевязав, бросилась в избу.
Сбить жар! Иначе до утра не дотянет!
Вбежала внутрь, бросившись к печи. Благо, горячей воды много. Набросала в кувшин липового цвета, залила кипятком. И снова к Дару.
Прибежала - а он в бреду.
Мечется по соломе. Гнется дугою. Стонет.
Яра кинулась к нему, оставив кувшин далеко - не задеть бы.
Думала, стонет. Да нет! Шепчет что-то!
- Будьте прокляты - вы и ваши роды! Горелая земля помнит своих детей. Все ж воеводство... Матка с батькой, вся семья в сыром погосте лежит! Кровь моя пробудит землю, она вам не простит...
И что-то еще, чего Яра разобрать никак не могла. Она обхватила голову Дара руками, влила горячего отвара. Скривился. Наверное, обожгла. Ну, это ничего, пройдет.
А она начала раскачиваться. Напевала колыбельную. Старую. Еще Крайя ее когда-то пела.
Яра напевно раскачивалась, не переставая гладить воина по голове. Кто знает, как давно у него не было ласки? Зиму? Две? Или всю жизнь, что он помнит? Знахарке пришло на память страшное видение, и она еще сильнее прижала мужчину к груди. Обет дала, что спасет.
Девка гладила мокрые волосы. Смахивала капли пота. И снова качала, пела.
Понимала, как глупо петь воину. Только придумать ничего не могла. Оттого и пела. Думала, помогает. Снова складывала руки лодочкой над каждым порезом, пытаясь согреть его, укрыть целебной.
Чувствовала, как под кожей покалывают иголки, как бежит живое тепло в раны Дару.
И опять качала.
Воин чуть успокоился. Приутих. А Яра пела. До хрипоты. До изнеможения.
Когда же тот уснул, попыталась встать.
И ужаснулась. Мощным рывком мужчина обернул ее наземь, нависнув всем телом. Ей стало так жарко, что показалось - задыхается. Он впервые открыл глаза. Карие, почти черные. А горят каким-то дьявольским огнем. И Яра поняла: снова бредит.
Запястье зашлось дикой болью, чуть не лишив Ярославу рассудка. Знахарка попыталась было встать - да не тут-то было. Силища у этого воина знатная. Нелюдская.
А внутри -
Только мрак этот не отпускал молодую знахарку. Затягивал все сильнее в жуткий омут.
Пространство вокруг Яры снова заискрилось и начало опрокидываться. И знахарка поняла: она снова попадает туда, где ей не место.
В тяжкие воспоминания воина.
***
Она нехотя оторвалась от созерцания реликвии, подняв глаза к Слуге:
Колдунья снова уселась на место: