Как бы то ни было: «Потерянная история», долгая повесть, которую мне рассказал Артур, вдохнула в куадарскую девушку жизненную силу. Болезнь ослабила хватку. После его посещения ей с каждым днем становилось все лучше, и когда она наконец встала с постели, Адам посватался к ней. Юноша понял, что он искал не историю, он искал человека. Молодая женщина сказала «да», и тем самым рассказ под конец стал историей любви.
Я в задумчивости лежала на матрасе, плотно прижавшись к Артуру. Взгляд был приковал к горящей иконе на стене, лику, который
Я заметила, как размеренно его слова укладываются на свое центральное место в моей памяти. Рассказ, может, и не был безукоризненным, но я знала, что мне его уже не забыть. Это была история об Артуре. Но в той же мере и история обо мне.
– Это я нигде и никогда не буду рассказывать, – сказал он.
Слова прозвучали увесисто, как набранные свинцом.
– Это только моя история. Мое тайное пространство. Моя жизненная искра.
Я пристально на него смотрела. Я ясно осознавала, что он оказал мне безоговорочное доверие. Обнажился передо мной в более чем буквальном смысле. Освещенная кожа его лица отливала золотом ярче, чем когда-либо. Я подумала, что он прав: это – самое сокровенное в нем, маска, лежащая под крышкой последнего ковчега. Благородная. Его истинное лицо.
Мне нет смысла пересказывать здесь содержание «Потерянной истории», поскольку многие знакомы и с ней, и с рамочным повествованием, которое я кратко обрисовала благодаря англоязычному роману под тем же заголовком,
Через несколько дней, в процессе плодотворной работы над гарнитурой, мне пришло в голову, что вместо глав из четырех ставших классикой романов Иоакима я могла бы взять за образец «Потерянную историю». Неоднократно, когда я нежилась с Артуром на матрасе и рассказывала ему о своем шрифте, о жизненной цели, он спрашивал: разве совсем неважно, о чем писать? Зачем нужен шрифт, если у меня нет содержания, рассказа, которого еще никто не читал? Для того чтобы задействовать особую астру, всегда нужна мантра.
Я могла бы поймать его на слове, взять «Потерянную историю» за основу. Не в последнюю очередь потому, что и мне было чем гордиться. Однажды вечером, когда я лежала рядом с ним и вдыхала аромат его шеи, как это делают с грудными детьми, я спросила, где или как Артур нашел эту историю. Но он не слышал и не читал ее. Он нашел историю в себе – именно так: в себе – после встречи со мной. Затем шлифовал ее у себя в голове несколько месяцев. Он заглянул мне в глаза.
– Спасибо, – сказал он, снова более серьезно, более торжественно, чем обычно. – Кто знает? Возможно, ты спасла мне жизнь.
Я решила записать «Потерянную историю». Я сидела пять дней и писала. Окончательный файл вмещал чуть более ста страниц. Над содержанием, которое для моих глаз и ушей было незатейливым, сродни детской книге, я задумывалась не так уж много; я концентрировалась скорее на том, чтобы воспроизвести звучание как можно точнее. Это было на самом деле нетрудно; внутри меня все еще отзывался голос Артура, и, записывая, я все лучше понимала, что история придумана человеком, который в своей жизни много рассказывал.
Предложения становились на место как будто сами собой. Меня изумляло, как хорошо в памяти засели даже крошечные детали.
Я не думала, что поступаю неправильно. Я делала это из любви. И как билингву, мне захотелось попробовать улучшить историю. Я написала все заново, на этот раз на моем втором родном языке, под заголовком «The Lost Story».