Некая семья была заброшена кораблекрушением на пустынный остров среди океана. Члены семьи питались кореньями и травами, жили в пещере. Дети не помнили, когда и как попали на остров, они забыли родину, не знали обыкновенных для людей продуктов питания. Однажды к берегу пристала лодка с четырьмя неграми. Потерпевшие невероятно обрадовались и решили покинуть остров. Но лодка была так мала, что не могла вместить всех. Отец решил отправиться первым. Мать и дети заплакали, увидев его в лодочке. Но он сказал на прощанье:
– Не плачьте, там лучше, и мы все увидимся.
Скоро лодка вернулась и увезла мать. Дети заплакали еще больше.
– Не плачьте, – утешала их мать, – скоро мы увидимся в лучшей стране.
Наконец, лодка причалила и за детьми. Очутившись в беспредельном море, они очень испугались, и этот страх не покидал их всю дорогу. Какова же была их радость, когда на берегу они встретили родителей.
– Милые дети, – сказал им отец, – в нашем переходе с пустынного острова на плодородную землю заключается большой смысл. Всем нам предстоит переход из этого мира в лучший. Остров, на котором мы жили, – образ земного мира. Страна, в которой мы теперь очутились, – слабое подобие Неба. А бурный переход с острова сюда – образ смерти. Лодочка – это носилки, на которых нас понесут четверо носильщиков в черной одежде. Итак, смерть телесная не есть окончательная гибель. А для большей убедительности мы предложим такое свидетельство.
Одна жительница Москвы встретила на Ваганьковском кладбище женщину, которая поведала ей о своих умерших детях: «Живем мы с мужем, слава Богу хорошо. У нас было двое детей: мальчик двенадцати лет, учившийся в школе, и младший – трех лет». Внезапно старший заболел и со слезами просил маму пригласить духовника и напутствовать его Святыми Тайнами. «Мама, – сказал он, – я скоро умру, приобщи меня». Прошло три дня, и он снова стал просить, чтобы его причастили. Мать говорила, что он недавно причащался, но сын убедительно просил снова пригласить священника. Через два часа после Причащения он скончался. В сороковой день по своей кончине он явился во сне младшему брату с множеством светлых детей, равных ему по летам, и сказал: «Мы пришли за тобой». Малыш стал говорить, что он еще маленький, хочет пожить на свете и не хочет умирать. Усопший брат ответил: «Такова воля Божия, и через три дня ты будешь с нами». Через день после этого сна младший сын заболел и попросил маму позвать к нему священника. После принятия Святых Таин в тот же день он умер. Рассказывая обо всем этом, мать говорила: «Хотя и невыносимо жаль мне было расставаться с детьми, но боюсь плакать и скорбеть, так как верю, что Господь промыслительно управляет жизнью и смертью людей. Кто знает, что получилось бы из детей, если бы они остались живы».
Впрочем, мы все боимся смерти. И иначе не может быть, потому что человек изначально был предназначен к бессмертию.
Иеромонах Василий (Росляков) оставил в своем дневнике такую запись: «Смерть страшна: почему она знает обо мне все, почему она обладает мною, распоряжается мною, как госпожа своим рабом? Христианство дает знание о смерти и о будущей жизни, уничижая этим власть смерти. Да, и о христианине смерть знает все, но и он знает о ней ровно столько, чтобы не бояться ее. Христианство превращает смерть из убийцы во врача, из незнакомца – в товарища. Сколько б ни рассуждали о смерти атеисты, она для них остается незнакомкой, явлением, не вписывающимся в круг жизни, явлением потусторонним, потому что они не имеют знания о смерти. Мы боимся в темноте хулигана, потому что он незнаком нам, мы не знаем его намерений, а с близким человеком и в темноте встреча становится радостной».
Для чего дана жизнь, если надлежит умирать?
В жизни Ф. М. Достоевского был один достаточно трагичный случай. Его приговорили к смертной казни за участие в революционной деятельности. Правда, затем пришло помилование – смерть заменили десятью годами каторги, но само ожидание скорой казни оставило в душе писателя глубокий след.
В романе «Идиот» Достоевский описывает свои переживания в виде размышлений одного из героев также перед смертной казнью. Пять минут до смерти ему казались огромным богатством, бесконечным сроком. Ярко представилось: как же это так, теперь он есть и живет, а через несколько минут с ним будет уже нечто. Но самой ужасной была беспрерывная мысль: «Что если бы не умирать! Что, если бы воротить жизнь, – какая бесконечность! И все это было бы мое! Я бы тогда каждую минуту в целый век обратил, ничего бы не потерял, каждую бы минуту счетом отсчитывал, уж ничего бы даром не истратил!» Пришло неожиданное помилование. Постепенно острота переживаний спала с души, ушел страх смерти, и ценность жизни уже не ощущалась так ярко. Потекли обычные дни, и много-много минут опять пропало зря.