Углубляя и объясняя иерархию между разумом и чувствами, разницу между любовью и вожделением, и лестницу, или шкалу, по которой человек в состоянии вознестись на небеса, – Мильтон через Рафаэля соединяет здесь философию Платона с традиционным христианским богословием и укрепляет тот контекст, в котором следует понимать послушание и непослушание:
«Лестницей служить
Любовь способна, по которой ты
К любви небесной можешь вознестись,
Не погрязая в похоти.
[…] Итак, пребудь
Смиренномудрым: думай о себе,
О бытии своём; оставь мечты
Несбыточные о других мирах,
О тех, кто там живёт, о их судьбе
И совершенстве. Удовлетворись
Дозволенным познаньем о Земле
И даже о высоких Небесах,
Которое тебе сообщено!»
(Книга Восьмая: 589–593 […] 635–641)
Книга Девятая
Книга Девятая драматизирует акт грехопадения, сначала Евы, а затем Адама. Ева работает в саду и удаляется от Адама, приближаясь к Сатане, который к этому времени приобрёл образ змея. Она следует за змеем к запретному дереву, где змей своим чарующим голосом соблазняет её вкусить фрукт. Сразу после случившегося змей исчезает. Ева находит Адама и даёт ему попробовать новый фрукт. Чувства одолевают разум Адама и он вкушает от фрукта.
Первые строфы Книги Девятой рассказывают о ранних намерениях Мильтона написать эпическую поэму, где «лишь героика была бы темой»: о «сказочных рыцарях», подобно деяниям короля Артура, – такая задумка была у поэта.
В качестве намёка на причину уклонения от этого эпического замысла Мильтон предлагает рассказчику такую идею, что «лучше будет охватить терпение и героическое пожертвование», которое «не было воспето» до него:
Мне не дано
Наклонности описывать войну,
Прослывшую единственным досель
Предметом героических поэм.
Великое искусство! – воспевать
В тягучих, нескончаемых строках
Кровопролитье, рыцарей рубить
Мифических в сраженьях баснословных,-
Меж тем величье доблестных заслуг
Терпенья, мученичества – никем
Не прославляемо;
(Книга Девятая: 20–33)
После этого обращения поэта к рассказчику повествование продолжается, в нём Сатана в образе змея произносит свой монолог «О, это отвратительное низвержение!», где он оплакивает своё поражение:
Все доброе – мне яд; но в Небесах
Я маялся бы горше. Не хочу
Ни там, ни на Земле ничем иным,
Лишь самодержцем быть, поработив
Царя Небес!
[…] Жаждущий достичь
Вершины власти должен быть готов
На брюхе пресмыкаться и дойти