Знакомство с разумной религией Иммануила Канта

Для философской герменевтики Рикёр видит двойное задание: признать убеждающим религиозное представление, отличное от философской рефлексии; и представить толкование, которое не исходя от рефлексии, тем не менее было бы в согласии с ней. В христианской традиции фигура Христа выглядит иначе чем в философии. Книга Вторая представляет для Рикёра христологию, составленную Кантом. Христос является для Канта, по мнению Рикёра, репрезентацией принципа добра как идеи, находящейся в согласованности с Богом, – для Канта исторический Христос не имеет интереса. Единственное, что представляет смысл для философии, – Христос веры, возвышенный до идеи или идеала, считает Рикёр. Кант признаёт: что «мы не являемся создателями этой идеи, […] и эта идея обосновалась в сознании людей без нашего понимания, каким образом человеческая природа может быть в состоянии принять её». Поэтому «более верным будет выражение, что этот архетип снизошёл на нас с небес и приобрёл форму нашей человечности». «Поэтому для нас нет нужды в эмпирическом примере, который показывает, как идея оборачивается личностью, которая угодна Богу, коротая становится нашим архетипом; эта идея как архетип уже присутствует в нашем разуме». Таким образом, отмечает Рикёр, религия представляется философии местом хранения и защиты этого представления. Тема наивысшего добра необходима философии с точки зрения её возможности сформулировать образ связанной свободы с тем, чтобы освободить её. Теология Канта совершает следующий герменевтический шаг, который начинается с интерпретации Библейского повествования о грехопадении. «[…] нам необходимо ухватиться за некоторые аналогии природного существования, чтобы быть в состоянии описать сверх-чувственные квалитеты, доступные нашему пониманию». «Между отношением схемы к её концепции и отношением между этой концептуальной схемой и самим объективным фактом нет никакой аналогии, но, скорее, грандиозная пропасть, прыжок через которую приводит прямо к антропоморфизму». Архетип человечности, угодной Богу, может быть признан лишь как практический идеал, но не как сам по себе абсолютно рефлексивный момент. Практический разум нуждается в религиозном символизме для установления связи между пониманием радикального зла и уверенностью в победе принципа добра. Фигура Христа представляет собой истинную схему надежды, делает заключение Рикёр. Переход от представления к убеждению обеспечивается критическим принятием теологии примирения, по классической традиции связанной с фигурой Христа. Парадокс состоит для Рикёра в том, что с одной стороны, человек не в состоянии действовать в добром намерении, с другой стороны, примирение и восстановление милости Бога состоит в приобретении нового характера.

Весь процесс религии представляет собой убеждающее освобождение связанной воли, по мнению Рикёра. И начале Книги Третьей Кант цитирует Шестое Послание Павла римлянам: «Стать свободным значит освободиться от рабства греховного закона, жить в оправдании». Вера есть измерение эффективности представления. Теологическая тема формулируется Рикёром как оправдание через веру, что представляет для Канта центральное противоречие, возникающее от встречи философии с религией. Именно здесь зло находит новые ресурсы для извращения морального смысла, который сохраняется в истинной религии.

Дискуссия об оправдании открывается в середине Книги Второй и поднимается опять в Книге Третьей, где вера, описываемая в понятиях положительной религии, примыкает к церковному институту и представляется как уставная вера. Результатом этой дискуссии Рикёр считает утверждение, что невозможно говорить о вере, не принимая во внимание церковное измерение. Дедукция идеи оправдания исследует условия, в которых становится возможным восстановление изначального умонастроения, обращённого к добру. Структура религиозной веры преподносит фундаментальное противоречие этой дедукции: если личность человека злая радикально, как они могут поступать так, как им следовало бы? – задаётся вопросом Рикёр. Религия отвечает на этот вопрос однозначно: лишь сверх-естественная помощь в состоянии привести возможности человека к этому, и это возможно потому, что другой человек уже поплатился за грехи человечества. Спасение становится возможным к реализации через веру в это внешнее, или, как теологи говорят, замещающее примирение.