Знакомство с таинством православной Троицы Владимира Лосского

Для греческих патриархов принцип единения был обеспечен персоной Отца. Отец, не будучи зачат, устанавливает отношение происхождения и исхождения как «уникальные принципы Божественности» (Lossky 2005, стр. 58) С проблемой «филиоке» уникальность Божественности компрометируется, единство должно быть обустроено по принципу общей природы, а не происхождения, что трансформирует персон в отношения, имманентные единству сущности. Лосский заключает свои рассуждения выводом о том, что латинская формула подменяет отношения происхождения, определяющие Троицу, и в то же время создаёт единство через концепцию, в которой персоны, пребывая в одной сущности, устанавливают отношения со Святым Духом, который является взаимной связью между Отцом и Сыном; а с такой концепцией общая природа превалирует над персонами. (Lossky 2005, стр. 62)

По мнению Лосского, апофатический метод в формулировании догмата Троицы предоставляет необходимое равновесие между понятиями природы и ипостасей, в доказательство чего он приводит цитату Святого Максима, который пишет, что Бог есть монада и триада в равной мере. Апофатическая мысль устремляется по направлению к Богу и сам факт непознаваемости природы Бога обнажает эту природу как «природу Отца, Сына и Святого Духа». (Lossky 2005, стр. 64) Запад с его приверженностью к натуре перед Персонами в своём подходе оказывается в пустоте Божественности/Gottheit (Нем.) Мейстера Екхарта, чей мистицизм привёл его обратно к неоплатонизму, искоренению которого из богословия греческие патриархи прилагали так много усилий. Для Владимира Лосского смысл богословия восточной церкви лежит не в мистическом поиске Божественной сущности, или в попытке создать образ этой сущности, но в «причастии к Божественной жизни Святой Троицы». (Lossky 2005, стр. 65)

В заключение следует обобщить результаты исследования Лосским наследия греческих патриархов и его сравнительный анализ состояния теологии на Западе с восточным богословием. Тогда как духовность восточной церкви составляет само её ядро и разделяет личностное переживание с братьями и сёстрами христианами в жизни церкви, мистический индивидуализм Запада был отмечен отделением теологии от духовности, устанавливает Лосский и приходит к выводу, что это отделение произошло со времени «филиоке»-схизмы. Не желая, однако, примыкать к традиционной православной критике западной догматики, он решает попытаться понять, в чём именно заключается разница догматических выражений, если смотреть на них с точки зрения Востока. Это решение и приводит Лосского к мыслям о развитии апофатического богословия между четвёртым и четырнадцатым веками. Хотя Вильямс и находит прочтение Лосским Григория Паламы довольно выборочным (Williams 1975), та осторожность и дотошность, с которыми Лосский анализирует источники Паламы, приводит его к текстам Святого Дионисия с его различием между эссенцией/сущностью и энергиями/Благодатью, что следовало бы отметить как заслугу Владимира Лосского в надлежащем обращении с патриархальными текстами. Использование Лосским антиномий может быть прослежено не только к Григорию Паламе, но и к о. Сергею Булгакову, что уже обсуждалось выше. Важно также отметить, что намерения Лосского с применением апофатического метода лежат не столько в объяснении природы или сущности Бога, или понятия «Божественна Персона», но в том, что позволяет ему испытать непосредственно в личностном переживании возвышенность этих понятий в манифестации Троицы. Не менее важно отметить диалектическую трактовку Лосским катафатического динамизма против апофатического, где Божественное откровение описывается как нисходящее движение, результирующее в формулированных отражениях знания, которое, в свою очередь, трансформируется в состояние экстаза/ἔκστασις (Греч.), движение, восходящее по направлению единения с Богом. Эти рассуждения ведут нас ближе к основной цели данной книги – проникнуть как можно глубже, если невозможно полностью понять, в таинство христианской Троицы. Апофатический мистицизм, выраженный в понятиях западной религиозной философии, отличается в значительной мере от мистицизма, предложенного Владимиром Лосским как нео-патриархальный православный мистицизм, о чём с очевидностью свидетельствует его анализ мистицизма Мейстера Экхарта, обсуждаемый в следующей Главе.

Глава Пятая: Оценка Владимиром Лосским мистицизма Мейстера Экхарта