Знакомьтесь, литература! От Античности до Шекспира

Эта словно небрежно, вскользь упомянутая история безвестной и безответной любви дворянина к молодой крестьянке сама по себе очень трогательна; Лопе де Вега наверняка смастерил бы из этого уморительную комедию. Но у Сервантеса тут место улыбке, а не насмешке.

«Звали ее Альдонсою Лоренсо, и вот она-то и показалась ему достойною титула владычицы его помыслов; и, выбирая для нее имя, которое не слишком резко отличалось бы от ее собственного и в то же время напоминало и приближалось бы к имени какой-нибудь принцессы или знатной сеньоры, положил он назвать ее Дульсинеей».

Несоответствие — классический комедийный прием, хорошо знакомый Сервантесу-драматургу. Действительно, кажется очень смешным, что Дон Кихот назначает своей Прекрасной дамой простую крестьянку, даже не подозревающую о том, что превратилась вдруг в Дульсинею; что трактир он принимает за рыцарский замок, а вульгарных баб «из числа тех, что, как говорится, ходят по рукам», за придворных знатных дам. Но вот что важно: в глазах Дон Кихота мир становится лучше, делается удивительным и прекрасным, таким, каким он, может быть, и был в то время, когда старый заплесневелый доспех не пылился в чулане, а сверкал под полуденным солнцем.

А может быть, он и теперь так же прекрасен, и трактир может стать замком, а в душе падших женщин живут образы истинных леди, но люди разучились все это видеть?.. Взгляд Дон Кихота словно исправляет кривое зеркало мира, возвращая отражению изначальную красоту.

То, как говорит и действует Дон Кихот, очень смешно. То, что он произносит и делает — нет.

Вот он заступается за мальчишку-пастуха, которого хозяин безжалостно лупит ремнем — кому, как не Сервантесу, которому прописали 2000 палок в алжирском плену и били каждый день, пока не всыпали все, знать, каково это, быть выпоротым! Дон Кихот берет с хозяина пастуха слово рыцаря, что он больше не тронет мальчишку, а когда пастушок возражает, что это никакой не рыцарь, а простолюдин Альдудо, то замечает:

«И Альдудо могут быть рыцарями. Тем более, что каждого человека должно судить по его делам».

В конце первого короткого выезда Дон Кихота нещадно избивают слуги толедских купцов, которых он пытался принудить к признанию красоты своей Дульсинеи. Едва живого его приносят домой. Ключница и племянница укладывают несчастного в постель. Для всех очевидно, что до такого бедственного состояния немолодого идальго довело чтение книг, и на помощь призваны священник и цирюльник. Эта пара добрых соседей, одновременно спасителей и палачей, на протяжении всего романа пытающихся излечить Дон Кихота от пагубного недуга, является символичной: здравомыслящий, лишенный фантазии обыватель и церковный служитель, две опоры мира простых житейских правил и нравственных компромиссов. Их силами вся библиотека Дон Кихота сжигается на костре — точно так же, как после доносов добропорядочных граждан инквизиция отправляла в огонь запрещенные книги, иногда вместе с владельцами.

^{Дон Кихот и Санчо. Офорт 1696 г.}

^{Дон Кихот. Принцесса Микомикона. Литография по Анри-Шарль-Антуану Барону (1816–1885) 1866 г.}

Ко второму рыцарскому выезду на поиски приключений присоединяется в качестве оруженосца местный землепашец Санчо Панса. Дон Кихот обещает ему в награду пост губернатора острова, буде такой удастся завоевать, и тот соглашается. Сервантес снова, как будто мимоходом, упоминает, что у Санчо Пансы «мозги были набекрень» — с одной стороны, необходимое условие для спутника безумного рыцаря, с другой — знак того, что и оруженосец способен будет заметить то, что видит его господин.

Второй выезд Дон Кихота в компании Санчо Пансы состоит из череды забавных и горьких происшествий. Первым стал бой с ветряными мельницами: довольно короткий и проходной эпизод, превратившийся по странной прихоти литературной судьбы в едва ли не символ всего романа и известный даже тем, кто книгу не читал вовсе.

Затем следует гораздо более драматический поединок со слугой путешествующей знатной дамы. При всей комичности описания, это настоящая свирепая драка на боевых мечах: падают разрубленные доспехи, льется кровь, и оба противника не шутя рискуют быть убитыми или убить — но старый солдат Сервантес, знающий настоящую цену жизни и смерти, удерживает руку своего героя и не дает Дон Кихоту превратиться в убийцу.

Позже, у костра на ночном привале, в компании козопасов, Дон Кихот произносит монолог, который совершенно иначе раскрывает суть его рыцарской миссии: