Знакомьтесь, литература! От Античности до Шекспира

«Блаженны времена и блажен тот век, который древние назвали золотым, — и не потому, чтобы золото, в наш железный век представляющее собой такую огромную ценность, в ту счастливую пору доставалось даром, а потому, что жившие тогда люди не знали двух слов: твое и мое.

Тогда движения любящего сердца выражались так же просто и естественно, как возникали, без всяких искусственных украшений и околичностей. Правдивость и откровенность свободны были от примеси лжи, лицемерия и лукавства. Корысть и пристрастие не были столь сильны, чтобы посметь оскорбить или же совратить тогда еще всесильное правосудие, которое они так унижают, преследуют и искушают ныне. Закон личного произвола не тяготел над помыслами судьи, ибо тогда еще некого и не за что было судить».

Он говорит Санчо Пансе:

«Друг Санчо! Да будет тебе известно, что я по воле небес родился в наш железный век, дабы воскресить золотой».

Дон Кихот — средневековый рыцарь, оказавшийся на раблезианском возрожденческом карнавале. Он гость из идеального прошлого в лишенном красоты и смысла настоящем. Он ряженый, шут, дурак, безумец — но в его безумии заключена та мудрость, о которой апостол Павел сказал:

«Если кто из вас думает быть мудрым в веке сем, тот будь безумным, чтобы быть мудрым»[136].

Как и полагается на карнавале, нарядившегося рыцарем шута лупят под громкий хохот читателей. Вот только Дон Кихот шутит всерьез, а потому и достается ему по-настоящему, а не понарошку, но публика все равно покатывается со смеху.

Вот погонщики лошадей беспощадно избивают дубинами вздумавшего приударить за их кобылами коня Росинанта, а заодно и его хозяина, да так, что Дон Кихот не может идти, и поэтому Санчо Панса везет его к ближайшему постоялому двору, положив поперек на осла.

В трактире отменно безобразная служанка, заплутав в темноте, путает рыцаря со своим ухажером, лезет Дон Кихоту в постель — и как же он ей отвечает!

«О, если б я был в силах отплатить вам, прелестная и благородная сеньора, за великую милость, какую вы мне явили, дозволив созерцать дивную красоту вашу! Однако ж судьбе, неустанно преследующей добрых людей, угодно было, чтобы я, истерзанный и разбитый, возлег на это ложе, и чтобы я при всем желании не мог исполнить ваше желание. Кроме этого препятствия существует и другое, совершенно непреодолимое, а именно моя клятва в верности несравненной Дульсинее Тобосской, единственной владычице сокровеннейших моих помыслов».

Но Дон Кихота все равно снова крепко бьют, на этот раз кавалер бестолковой служанки, несмотря на данную ей изысканную и деликатную отповедь.

Он налетает на стадо баранов и, посчитав его вражеским войском, носится средь него, вызывая на бой фантастических рыцарей и великанов, но получает в ответ град камней от охраняющих овец пастухов.

«В это самое время голыш угодил ему в бок и вдавил два ребра <…> Другой снаряд, необычайно метко пущенный, угодил ему в руку, мимоходом вышиб ему не то три, не то четыре зуба, в том числе сколько-то коренных, и вдобавок изуродовал два пальца на руке».

Это очень похоже на детальное описание избиения братом Жаном солдат короля Пикрохола у Рабле, вот только здесь Дон Кихоту достается не в шутку, а очень даже всерьез.