Знакомьтесь, литература! От Античности до Шекспира

«…он подмигнул товарищам, после чего все они отошли в сторону, и тут на Дон Кихота посыпалось столько камней, что он не успевал закрываться щитом, а бедняга Росинант не обращал ни малейшего внимания на шпоры, точно он был деревянный. Санчо спрятался за своего осла и загородился им от градовой тучи камней, коей суждено было над ними обоими пролиться. Дон Кихот был не столь уже хорошо защищен: несколько булыжников стукнулось об него, да еще с такой силой, что он свалился с коня; и только он упал, как на него насел студент, сорвал с головы таз, три или четыре раза огрел им Дон Кихота по спине, столько же раз хватил его оземь и чуть не разбил. Вслед за тем каторжники стащили с Дон Кихота полукафтанье, которое он носил поверх доспехов, и хотели было снять и чулки, но этому помешали наколенники. С Санчо они стащили пыльник и, обобрав его дочиста и поделив между собой остальную добычу, разбрелись кто куда. Остались только осел и Росинант, Санчо и Дон Кихот. Осел, задумчивый и понурый, полагая, что ураган камней, еще преследовавший его слух, все не прекращается, время от времени прядал ушами; Росинант, сбитый с ног одним из камней, растянулся подле своего хозяина; Санчо, в чем мать родила, дрожал от страха, Дон Кихот же был крайне удручен тем, что люди, которым он сделал так много хорошего, столь дурно с ним обошлись».

Этот эпизод выходит за рамки комической карнавальности. Гуманист-идеалист Дон Кихот освобождает от цепей воров, разбойников, сутенеров и конокрадов, но освобождение не делает их лучше. В этом есть главная проблематика гуманистической концепции свободного человека: можно избавить людей от безусловного зла — цепей светской и духовной диктатуры, теократии и мракобесия, но довольно ли этого одного для того, чтобы усовершенствовать изуродованную неволей природу? Еще Цицерон заметил — а ему можно верить: «Раб не мечтает о свободе, раб мечтает о своих рабах». Раба невозможно освободить — рабство нужно выдавливать из человека по капле. Чтобы построить новый мир, недостаточно разрушить старый «мир насилья»: кто был ничем, тот так ничем и останется, распространив при этом свое ничтожество на все окружающее пространство.

Какое время наступит после того, как закончится карнавал, перевернувший с ног на голову и разрушивший старые ценности? Чем займутся люди, когда пройдет революционное похмелье — те люди, что вчера только горланили непристойные песни про Деву Марию, жгли чучела епископов и королей, с хохотом лупили шутов и бросались друг в друга калом? Выдохнут и, вдруг просветлев, начнут строить Телемскую обитель на месте базарной площади? Или вернутся туда же, откуда пришли, в оковы привычного существования, в обыденное каждодневное рабство, способные только на то, чтобы выпустить пар на празднике пару раз в год?

Поздний Ренессанс уже задавал себе такие вопросы, но ответов не находил.

В романе мир продолжает воздавать Дон Кихоту за сделанное добро. На постоялом дворе избитый, измученный рыцарь встречает того мальчишку, которого, как полагал, спас от бесчеловечного господина.