Знакомьтесь, литература! От Античности до Шекспира

Юный Эдип в ужасе бежал из Дельф и поклялся не возвращаться в Коринф, чтобы избегнуть свершения ужасных пророчеств. Он шел, куда глаза глядят, без особенной цели, пока на перекрестке дорог, одна из которых вела в Дельфы из Фив, не повстречал колесницу, на которой ехал представительного вида незнакомец и с ним пятеро слуг. На царскую процессию, из тех, что сопровождаются десятком-другим копьеносцев, это было совсем не похоже: ну, колесница и колесница. Шедший впереди раб столкнул с дороги Эдипа. Он вспыхнул, ударил раба в ответ, незнакомец на колеснице как следует вытянул Эдипа по спине кнутом, Эдип схватился за крепкий дорожный посох, завязалась драка — и вот так, в случайном дорожном конфликте, будущий царь палкой уложил пятерых, в том числе — о ужас! — и тогдашнего владыку Фив, первого мужа своей супруги.

Иокаста снова пытается успокоить Эдипа, да и себя тоже. Теперь она уже ссылается на пророчество, как на истину: ведь если убить Лайоса должен его собственный сын, то коринфянин Эдип тут не при чем, верно? Мало ли, кто еще мог проезжать в это время через перекресток дорогой на Дельфы! А во-вторых, есть же выживший, утверждавший, что на царя и его спутников напала целая банда, а никак не один путник с посохом! Правда, этот свидетель, бывший одним из приближенных царя, попросил его отослать пастухом на самые дальние пастбища, едва увидел, что Эдип стал царем, но не беда, за ним можно послать! Вот, уже отправились гонцы, скоро его приведут!

Напряжение немного спадает, но ненадолго. В Фивы приходит убеленный сединами вестник из Коринфа; зачем в такую даль нужно было гонять старика, и почему не нашлось никого помоложе, нам станет понятно чуть позже — Софоклу так надо для развития сюжета, и мы простим ему эту небольшую натяжку. Вестник сообщает о смерти престарелого царя Полиба, а значит, теперь Эдип, как его сын, может стать не только правителем Фив, но и владыкой Коринфа! Иокаста пользуется случаем, чтобы снова скептически высказаться насчет пророчеств: вот, и еще одно не сбылось, Полиб мирно умер от старости, так может, даже если Эдип все же убил Лайоса, причина моровой язвы не в этом?

«Пророчества богов, где ваша сила?
Эдип бежал, боясь убить отца;
Меж тем Полиб своею смертью умер,
И Феб неправ: не сын убил отца.
<…>
Не я ль тебе давно уж говорила:
Гадатели

— обманщики!».

Вестник приглашает Эдипа вернуться в Коринф, чтобы принять власть, но тот все еще продолжает страшиться рока: ведь жива Меропа, и мало ли что, вдруг сработает вторая часть прорицания. Услышав это, радостный вестник спешит обрадовать Эдипа: Полиб и Меропа ему не родные родители. Успокоил так успокоил.

«Вестник
Поверь же мне: боязнь твоя — напрасна.
Эдип
Напрасна? Нет! Меропа и Полиб…
Вестник
Они тебе — по крови не родные».

И он рассказывает, как много лет назад — вот зачем нужен старик в роли гонца! — он, будучи пастухом, принес маленького Эдипа в дом его будущих приемных родителей. Малыш был очень слаб, и у него сильно опухли ножки из-за ремней, которыми были связаны — потому, кстати, ему и дали такое имя, «Эдип», что означает «опухшие ноги», Οἰδίπους. Но нашел он его не сам: младенца передал ему другой знакомый пастух — кстати, из фиванских, местный. Раб тогдашнего царя Лайоса.

Мы уложили этот рассказ в несколько строк, но у Софокла он занимает несколько страниц диалога, где каждая короткая реплика, вопрос и ответ падают, будто капли, наполняющие чашу скорбного знания. Открывающаяся правда так страшна, что хочется крикнуть Эдипу: «Остановись! Не спрашивай больше!». И первой не выдерживает Иокаста, после того как выясняется, что передавший его пастух жив, он и есть тот самый свидетель убийства Лайоса, которого они так ждут.

«Эдип
Иокаста! Раб, которого нам Вестник
Назвал, не есть ли тот, кого мы ждем?
Иокаста
Кого назвал он? Не тревожься, царь,
Не слушай их, забудь пустые речи.
Эдип
Ни перед чем не отступлю, жена,
Пока отца и мать я не узнаю!
Иокаста
О, если жизнью дорожишь, — молчи,
Не спрашивай, богами заклинаю

!И без того уж мне довольно мук…».

Она, как и зрители, как и читатели, уже все поняла и хочет оградить себя и Эдипа от готовой прозвучать окончательной страшной правды. Только Эдип все еще слеп; он думает, что жена боится того, что он окажется сыном раба: