Живо помню я то, что испытал, когда в первый раз еще в юности попал в чудный город, куда хотел бы теперь направить всех желающих понимать, чувствовать и любить историческую красоту… Я въехал во Флоренцию ненастным сентябрьским вечером с сердцем, переполненным восторга от впервые пережитых в Италии впечатлений: я только что перед тем перебрался пешком через Сен-Готард, пробыл день на Комском озере и целое утро провел под сводами и на крыше Миланского собора… Теперь, спрятавшись под кожаный верх извозчичьего фаэтона от потоков падавшей с неба воды, я спешил на ночлег, утомленный волнениями новизны. На мгновение сквозь капли дождя при колеблющемся свете уличных фонарей перед глазами предстал грандиозный образ собора. Вновь поднялись от промелькнувшего силуэта незнакомого великолепного памятника улегшиеся было под влиянием усталости чувства: «Неужели я здесь? – думалось. – Какое очарование!» Но все скрылось за поворотом; мы въехали в узкую улицу: освещенный подъезд отеля, лестница, покрытая ковром, симпатичная комната, чистая постель и давно ожидаемый отдых… Скоро, однако, меня разбудили музыкальные звуки, раздававшиеся с улицы: отличный, казалось, мужской теноровый голос пел народный романс, пел вдохновенно, артистически. Тотчас встрепенулась душа, вспомнилось, что здесь – страна художников, ярко представилась первая сцена «Трех встреч» Тургенева… Я открыл окно и выглянул наружу: прояснилось; луна освещала только наполовину, не проникая лучами до мостовой, улицу, обстроенную высокими домами. Напротив поднимался старый дворец, похожий на крепость, с зубчатой башней; на ней часы пробили двенадцать ударов. Справа на площади, в которую впадала улица, виднелась удаляющаяся группа людей в плащах; один из них продолжал громко петь, другие вторили и, посмеиваясь, болтали. Тревога ожидания чего-то необычайно хорошего поднялась в душе от этого неожиданного эпизода. Все кругом чувствовалось невыразимо прекрасным; как бы совсем реально ощущалась вокруг огромная историческая глубина; она оживляла воображение, к ней влеклось испытующее внимание… Флоренция была первым итальянским городом, с которым мне удалось сродниться: она научила любить Италию, она подготовила к изучению и пониманию Рима. К ней направляется благодарное чувство… Думаю, что всякий ум, жаждущий правды, всякая душа, восприимчивая к человечности, получит от Флоренции нечто единственное и незаменимое, без чего личность его останется в некоторых отношениях недоконченной.
Б. Зайцев. 1907
Уже за Сен-Готардом, пока летишь еще Швейцарией, начинается это играние в груди: скоро уже, скоро она. И все ниже, ниже, в долины Ломбардии! Вечер. Тучно вокруг, дышишь пшеницей и садами плодовыми, а вдали все та же звезда: чудный город Флоренция. Но надо помучиться еще ночью от Болоньи, в тихеньком местном поезде; впрочем, стоит он на станциях долго, и так тихо и черно ночью, так звезды весенние играют и соловьи заливаются: флорентийские уже соловьи! А утром, на раннем рассвете, спускаетесь вы с Апеннин и мчитесь в розовато-дымную долину: там Арно, Пистойя, Флоренция, и Данте, и другие. С гор стекает свежесть; облака курятся – и она ждет вас – светлая, розовая, божественная Флоренция, Киприда Боттичелли с гениями ветров и золотыми волосами. Восходящее солнце, надежды, вокзал, сутолока ‹…› – и сразу вы в самом сердце ее. И прямо перед вами Санта-Мария Новелла. Легкие, светлые улочки вокруг, с веселыми ослами, продавцами, крестьянами тосканскими; рынки с запахами овощей – и Божий воздух, изумительная легкость духа, колокольни, монастыри в цветах – вечное опьянение сердца. Надо отыскать альберго, стащить туда вещи, выспаться сном пламенным, помолодеть – и начать жить райской флорентийской жизнью. Эти дни будут особенные – предстоит блаженное процветание в свете, художестве, нерассказываемой прелести. Не позабудешь их.
Общие размышления о Флоренции
С. Флеров. 1882