Знание и окраины империи. Казахские посредники и российское управление в степи, 1731–1917

В центре внимания всех предложений по улучшению кочевой жизни стояла идея заготовки сена на зиму вместо круглогодичного выгона скота на пастбище (тебеневки). Таким образом надеялись получить более сильных, здоровых животных, меньше зависимых от капризов природы. После сурового «джута» 1891–1892 годов в Тургайской губернии (за пределами Степного генерал-губернаторства) дело дошло до обсуждения вопроса об обязательной заготовке сена; КСГ охотно публиковала отчеты о заседаниях, в которых участвовали и казахи, и царские чиновники[375]. К концу 1890-х годов, когда были накоплены достаточные статистические данные, казалось, что неоспоримые цифры подтверждают то, о чем уже давно твердили, основываясь на своих впечатлениях в кризисные периоды, противники традиционного скотоводства: казахи просто не запасали сена в количестве, достаточном для их скота[376]. В 1890-е годы стали приниматься защитные меры. Активный посев кормовых трав, по примеру русских «сельских хозяев», должен был повысить продуктивность сенокосных лугов, так чтобы скудость луговых трав перестала быть оправданием нежеланию их косить[377]. Чтобы вручную накосить тонны сена, необходимого для прокорма даже небольшого стада, требовался колоссальный труд. Выходом из положения стала бы сенокосилка: КСГ принялась уговаривать казахов приобретать эту технику, а Бенкевич призывал местные учреждения «организовать продажу сенокосилок на льготных условиях»[378]. Теперь, когда трудосберегающая техника становилась все более доступной и было ясно, что земля не является изначально для этого непригодной, неспособность казахов хранить сено получала только одно возможное объяснение: врожденная беспечность[379]. В том, что положение требовалось исправить, сторонники скотоводства и земледелия были единодушны[380].

Основная проблема выживания скота сводилась к вопросам медицины, а также гигиены. Авторов КСГ беспокоил не только массовый падеж скота из-за недостатка кормов, но и уносившие множество животных инфекционные болезни, такие как чума крупного рогатого скота и ящур[381]. Решения предлагались самые разные: от того, которое КСГ считала хрестоматийным, – массового просвещения на предмет причин и способов лечения особо опасных заболеваний – до введения особой должности ветеринарного инспектора, ограничения движения животных на рынки или забоя больных животных[382]. Работу ветеринарных инспекторов КСГ описывала как неустанную и на редкость эффективную борьбу с кочевым невежеством:

Кочевое население с трудом мирилось с этими требованиями [ветеринарных инспекторов]. Стремясь скрыть появившуюся болезнь, чтобы использовать кожу и мясо больных животных, они не понимали, какой большой вред они приносят себе, своему обществу и государству. Мы будем думать, что кочевники и торговые люди теперь осознают пользу мер, установленных правительством, и не будут противиться, а как раз наоборот, помогут быстро покончить с болезнями, если таковые снова появятся[383].

Объясняя кочевникам, ничего не знающим о микробной теории, вредные последствия их поведения, которое вело к распространению смертельных болезней по степи, ветеринарные инспекторы давали им представление, пусть самое приблизительное, о новейших открытиях европейской науки.

Простое сохранение жизни овец и лошадей было задачей скромной и, возможно, не очень интересной, но царские наблюдатели, выступавшие за скотоводство, видели также некоторые способы «улучшения» поголовья степного скота, то есть повышения его товарности[384]. Рассказы о том, как тщательно русские скотоводы отбирают животных для пополнения своих стад, появились уже в первый год существования КСГ – подразумевалось, что казахам, считавшимся в этом отношении беспечными, тоже следует об этом подумать[385]. Другие корреспонденты ворчали, что казахи при жизни губят генетически слабых особей в своих стадах, что они «живут одним днем», забирая у кормящих самок слишком много молока для собственных нужд, чем вредят росту молодняка[386]. Казах Ракымжан Дюсембаев сделал подсчеты, из которых следовало, что традиционное животноводство не может приносить казахам прибыль; к привычным обвинениям в адрес скотоводов он добавил неправильное обращение с лошадьми, которых начинают объезжать слишком рано и гоняют слишком далеко[387]. Изменив давние привычки, которые были актуальны в открытой степи, казахи могли бы сохранить важность скотоводства и в изменившихся политических обстоятельствах.