В связи с этим в период переселения в Казахскую степь, длившийся примерно 20 лет (1896–1917), царское правительство снарядило ряд дорогостоящих статистических экспедиций для выяснения наличия излишков земли в регионе. Вслед за первой экспедицией Ф. А. Щербины, проведенной в 1896–1903 годах, началось более детальное исследование отдельных областей. Перед учеными была поставлена задача тщательно изучить степные губернии с точки зрения экономики и природных условий. Конечной целью этих исследований в каждом регионе было определение нормативного количества степной земли, необходимого для существования средней семьи казахских скотоводов. Затем эта норма умножалась на общее число хозяйств в регионе, а полученная цифра вычиталась из общего количества земли; в результате определялась площадь «избыточной» земли, доступной для переселения крестьян, без (согласно государственной риторике) чрезмерного притеснения скотоводов.
Земельные нормы, рассчитанные на основе полевых исследований, удовлетворяли многие стороны, интересы которых были вовлечены в заселение степи. Что может быть лучше для устранения сомнений в действенности колонизации, чем строгое эмпирическое исследование? Система норм в этом смысле была оправданной: по сравнению с прежним относительным невежеством это был, безусловно, лучший вариант, и поэтому другие способы приобретения знаний о земле исключались. Кроме того, статистические экспедиции удовлетворили многие ожидания казахских посредников. Они были научно выверены, регламентированы и, в принципе, старались считаться с местными особенностями. Кроме того, в административном плане применять нормы было легко. Они должны были действовать как латуровские «черные ящики» в обоих смыслах этого термина: объединять различные исследовательские элементы и сводить их к одному важному и легко применимому фрагменту информации [Латур 2013: 25]. После расчета власти могли просто принимать норму за данность, пока не была бы получена новая. Проект создания эмпирически выверенных, рассчитанных квалифицированными специалистами норм землепользования для казахов теоретически заложил основу для правильно обоснованной, неэксплуататорской и математически совершенной аграрной колонизации степи.
Однако в изменении этих норм было больше политического смысла, чем когда-либо публично признавали их сторонники. По мере того как Российская империя в начале XX века переходила от нерешительного одобрения к горячей пропаганде переселения в степь, новые статистические исследования неуклонно снижали нормы, освобождая все больше земли для переселенцев. Риторика о правильной, управляемой колонизации не изменилась даже тогда, когда все более агрессивные расчеты стали угрожать интересам местного кочевого населения. Кажущейся точности норм было достаточно, чтобы оградить эту систему от серьезной критики, основанной на других взглядах, других представлениях о способах исчерпывающего познания степи. Ни аргументы против норм, ни попытки их пересмотра не могли справиться с представлением, будто лучшим и самым подходящим орудием управления колонизацией служат экономические и географические знания того или иного рода. Нормы производили впечатление беспристрастной математической точности, а кроме того, пользовались существенной институциональной поддержкой, особенно начиная с 1906 года[396]
. Таким образом, они еще долго сохранялись и после того, как стало ясно, что статистические знания, преобразованные в нормы, скорее обеспечивают удобство управления переселением, чем защищают местные интересы.Первые шаги: предпосылки экспедиции Ф. А. Щербины