Знание и окраины империи. Казахские посредники и российское управление в степи, 1731–1917

Тем не менее институциональная и политическая атмосфера экспедиции и последующих мероприятий в Российской империи была уникальной. В частности, уникальны были условия, в которых развивалось статистическое искусство, – это были земства, долгое время состоявшие в напряженных отношениях с другими органами государственной власти. Таким образом, интересы и основные задачи статистиков не вполне совпадали с интересами столичных сторонников колонизации. Количественная оценка могла служить регулятором действий как населения, так и государства, чиновников которого, особенно на губернском и районном уровнях, часто осуждали за «произвол» [Darrow 1996; Пирумова 1986: 131–141][407]. В широком контексте землепользования, развития и освоения природной среды цифры обладали собственной политической нагрузкой, даже когда создавали видимость неоспоримой достоверности [Darrow 1996; Ludden 1993].

Экспедиция Щербины: патернализм или технократия?

Едва начав планировать экспедицию в степные земли, организаторы постарались привлечь к исследованиям Ф. А. Щербину, выходца из семьи кубанского казачьего священника[408]. Это был, на первый взгляд, логичный выбор. Во время службы в земстве Воронежской губернии на юго-западе России Ф. А. Щербина впервые применил бюджетный метод исследования крестьянского хозяйства, сосредоточив пристальнейшее внимание на доходах и расходах отдельного домохозяйства, чтобы понять его потребности в продовольствии и земле и положение в местной экономике [Щербина 1900а]. Практический опыт и продемонстрированная компетентность хорошо подготовили его к выполнению аналогичных задач в Казахской степи. Исследовательские методы, использованные его экспедицией, включали составление бюджетов нескольких казахских хозяйств, сопоставление их с менее точными результатами массового сбора данных и вычисление норм, которые после сравнения оказывались ближе к реальности[409]. Экспедиция также хорошо соответствовала основной идее бюджетного метода, согласно которой экономические явления лучше всего изучаются исходя из специфики местных способов производства и социальных условий [Darrow 2000].

С другой стороны, однако, этот выбор был весьма необычным, учитывая важность государственного дела, которым Щербина должен был руководить. В молодости он четыре года (1877–1880) провел в ссылке, в отдаленной Вологодской губернии, за участие в одесском народническом кружке [Якаев 2004: 17–21][410]. Даже после ссылки ему было позволено приехать в Москву только в 1891 году [Там же: 42]. Во время революции 1917 года и Гражданской войны Щербина был членом Кубанского краевого правительства (Рады), отстаивавшего права и привилегии казаков и украинцев, поразительно похожие на те, которых добивались для казахов представители русскоязычной казахской интеллигенции. В экспедиции Щербины участвовали два казаха: А. Букейханов и Ж. М. Акбаев.

Прочие участники экспедиции, хотя далеко не все, тоже были политически «неблагонадежными». Т. И. Седельников, статистик, работавший под руководством Щербины, впоследствии был уволен с государственной службы за публичное противодействие переселению в степь[411]. Л. К. Чермак, руководивший исследованиями в отсутствие Щербины, во время работы экспедиции находился под негласным полицейским надзором. В 1903 году он вместе с несколькими другими участниками экспедиции был ненадолго арестован за хранение антиправительственной литературы; это, в свою очередь, привело к роспуску Омского бюро экспедиции и его переводу в Петербург для продолжения статистических исследований[412]. Все это наводит на мысль о том, что в поздней Российской империи вообще и среди участников экспедиции Щербины в частности существовало множество разных взглядов на империализм, землепользование и групповую идентичность. Разнообразие и множественность мнений придавали предполагаемому превращению степи в пространство колонизации крестьянами двусмысленность и неопределенность [Ferguson, Gupta 2002].

Ф. А. Щербина и его помощники были выбраны потому, что они были специалистами в области статистики, но в скотоводстве и пастбищных угодьях они не разбирались. Поэтому, прежде чем отправиться в Омск в мае 1896 года, они провели тщательный отбор научных кадров, имевшихся в регионе[413]. Поздние отчеты Щербины проникнуты пониманием степной жизни, основанным на личных наблюдениях, и демонстрируют такой же противоречивый взгляд на возможность переселения, каким был сам состав экспедиции.