Принимая участие в дорогостоящей и длительной статистической экспедиции по урегулированию крестьянской колонизации, члены Комиссии 1895 года при этом действовали в соответствии со взглядами и тенденциями научного развития, распространенными внутри и за пределами Российской империи. Мысль об определении нормы земли, достаточной для выживания домохозяйства, и экспроприации излишков на другие цели зародилась в 1860-е, когда встал вопрос о выделении земли недавно освобожденным крепостным крестьянам[403]
. Кроме того, статистическая деятельность органов местного самоуправления – земств – в первую очередь включала в себя детальное изучение моделей потребления и землепользования сельского населения [Пирумова 1986: 132]. Исследования поселенческих общин в Западной Сибири, которые проводил видный участник Комиссии 1895 года А. А. Кауфман, во многом опирались на представление, что эмпирические статистические знания о земле и жителях Российской империи, попав в «правильные» руки, приведут к более справедливой политике; то же касается работы «Особого совещания о нуждах сельскохозяйственной промышленности», которое позднее учредил С. Ю. Витте (см. [Кауфман 1895; Труды 1903]). После 1905 года, когда Переселенческое управление перешло в ведение интервенционистски настроенного Главного управления землеустройства и земледелия (ГУЗиЗ), земельные нормы оказались в центре, пользуясь термином П. Холквиста, «технократического этоса» данной организации, то есть убежденности в том, что полная информация может способствовать максимально эффективному использованию земли и человеческого капитала по всей империи [Holquist 2010]. Снаряжение экспедиции для исследования степных губерний, главный результат совещаний 1895 года, было, таким образом, одним из частных проявлений более широкого стремления к количественной оценке и регулированию земли и народонаселения Российской империи[404].Идея нормирования степи и, более того, использование статистики для организации расселения и регулирования движения поселенцев и скотоводов в степи входили в общемировой набор лучших методов колонизации на заре XX века. Переселенческое управление, в частности, активно участвовало в обмене информацией и опытом с другими колониальными державами[405]
. Источников такой информации было несметное множество. Толстые научные журналы, основываясь на сообщениях прессы и личных наблюдениях, описывали и восхваляли переселение из Канады в Китай, сравнивая его (не в пользу последней) с беспорядочной, по их мнению, русской колонизацией [Кохановский 1909; Кузнецов 1900][406]. В библиотеке Переселенческого управления хранились не только материалы, касавшиеся русских окраин, но и самые современные немецкие и французские труды по внутренней и внешней колонизации [Sunderland 2004: 196.]. Статистически обоснованные подходы к «рациональной», «научной» колонизации разнились как между империями, так и внутри каждой империи. В Германской Восточной Африке (территория современных Бурунди, Руанды и Танзании) под «туземные резервации» было выделено вчетверо больше земли, чем обрабатывалось в то время местными жителями, так что юридически эти земли не могли отчуждаться меторополией [Soldenwagner 2006: 86–87]. В странах Магриба (Алжир, Тунис и Марокко) французы создали целый ряд «постоянных [научных] учреждений для облегчения эксплуатации» земли [Pyenson 1993: 131; Prochaska 1990: 65–71; Davis 2007: 96-100], в том числе заселения ее крестьянами; они занимались подготовкой землемеров, а также метеорологическими и астрономическими наблюдениями. Благодаря этим исследованиям было легче выдавать поселенцам право собственности на землю, при том что общинные земли коренных народов оставались без защиты. В Североамериканских Штатах система резерваций для коренного населения повлекла за собой экспроприацию земель и принудительную миграцию населения, которую едва ли одобрило бы большинство российских директивных органов. Однако схемы развития с участием туземцев имели сильную количественную направленность; кроме того, Акт Дауэса, принятый в 1887 году, предусматривал межевание земель резервации, выделение участков частным лицам и экспроприацию оставшейся земли в пользу белых поселенцев [White 1983: 250–289; Ostler 2004: 219–225; Carlson 1981: 3–4]. Таким образом, идеологическая подоплека и широкая миссия Экспедиции по изучению степных областей, равно как дальнейшие исследования, прочно занимали законное место на шкале мировых позитивистских, сциентистских взглядов на колонизацию и ее регулирование.