Иное дело тот, кто сам чувствует, что исчерпал свой позитивный научный потенциал, но не хочет, чтобы это понял кто-то ещё. Как правило, такой учёный, боясь зарапортоваться и с очевидностью обнаружить свою “бывшесть”, предпочитает не углубляться в детальный анализ конкретных проблем и ограничивается общими вопросами и общими же и ни к чему не обязывающими ответами. А если к тому же начинающий псевдоучёный продолжает сталкиваться с расширенными ожиданиями от своей персоны и желает поддержать свою популярность, то он чем дальше, тем охотнее подаётся навстречу пожеланиям чуда и, не рискуя идти вглубь, начинает распространяться вширь, вдоль и поперёк и высказываться по самым разным вопросам, не только близким к своей бывшей специальности, но и далёким от неё и вообще никакого отношения к ней не имеющим. Но чудес не бывает, и в подлинно научных кругах этакая радушная безответственность рано или поздно кончается для псевдовсезнаек полной растратой кредита доверия и превращением в бродячих скоморохов с остаточным налётом учёности.
Впрочем, если бы на этом всё заканчивалось, то диффузию авторитета можно было бы посчитать личным делом каждого отдельного учёного и закрыть на неё глаза. К сожалению, явление это далеко не безобидное и касается оно отнюдь не только теряющего форму и содержание авторитета. Разменивая свою репутацию специалиста на мимолётные знаки внимания “уважаемой публики”, псевдоучёный наносит прямой вред и науке, и практике. Во-первых, тем, что пока его будут воспринимать всерьёз, будут пытаться применять в том числе его некомпетентные рекомендации; а во-вторых, тем, что когда его мнению перестанут доверять, то, скорее всего, начнут пренебрегать любыми его рекомендациями, включая разумные. Кроме того, когда имя некоторого учёного начинает звучать как синоним пустозвонства, соответствующий ореол распространяется вообще на всё, связанное с этим именем, т. е. не только на его первоначальные и здравые идеи, но и поддерживавшиеся им чужие позиции и взгляды. Поэтому крайне важно как можно скорее распознать перерождение искателя истины в пособника невежества, чтобы не только лишить изменника возможности дискредитировать своими выступлениями науку, но и сохранить все его позитивные достижения. Запоздалое же разоблачение может позволить мракобесу оставить такое “наследие”, что оно будет тормозить исследовательский процесс и после ухода “завещателя”.
Так что непротивление диффузии авторитета является не только поводом подозревать данного научного работника в забвении принципов объективного исследования окружающего мира. Безудержная профанация научного знания сама по себе есть прямое противодействие его становлению, а значит, есть проявление мракобесия, которое надо пресекать независимо от того, совершается ли оно по недоброму умыслу или беззаботному простодушию.
По тем же соображениям упрочения своей репутации и кредита доверия действующий учёный, выдвигая даже отдельное теоретическое положение, а тем более целостную концепцию, тщательно оговаривает границы применимости, круг решаемых задач, показания и противопоказания по использованию вытекающих из его идеи практических следствий и т. д. и т. п. Стараясь тем самым не допустить безграмотного применения своих выводов, а если не получится, то хотя бы отмежеваться от результатов такого применения.
Мракобес же, ещё раз подчеркнём, обычно (и уж точно на первых порах) сохраняет как внешнюю, так и внутреннюю критичность и ничуть не заблуждается насчёт смысла своих последних “трудов”, призванных лишь максимально отдалить момент, когда этот смысл станет ясен также его бывшим коллегам. И для решения этой задачи наш герой старается говорить как можно меньше конкретного про свои последние “научные достижения”, в связи с чем выступления псевдоучёных обычно отличаются повышенной глобальностью и всеохватностью, а их сочинения – расплывчатостью понятий и нечёткостью формулировок, допускающих толкование как в ту, так и в другую сторону. (Что и позволяет защитникам невежества, не отвечая по существу ни на один вопрос, объявлять их все находящимися на грани разрешения.)
Резюме: чем меньше сам автор и его сторонники говорят о том, на что не годится предлагаемая теория, тем больше оснований подозревать, что эта теория вообще ни на что не годится.