Знание! Кто «за»? Кто «против»? Воздержался?

Охладев к истине и утратив способность вносить конструктивный вклад в изучение окружающего мира, экс-учёный все оставшиеся силы и внимание сосредотачивает на сохранении за собой хотя бы внешних атрибутов принадлежности к научному сообществу. И по-своему логично, что, заботясь лишь о формальных признаках статуса, такой деятель как огня начинает бояться встреч с подлинно научными вопросами и старается увильнуть от любого рода мероприятий, подразумевающих демонстрацию или, если угодно, проверку умения воспринимать и анализировать нечто новое. А самой строгой проверкой на зрелость для научного работника является, несомненно, встречная полемика по текущим проблемам эмпирических разысканий и теоретического строительства.

Потому что в дискуссиях с современниками, во-первых, совершенно необходимо реагировать как можно оперативнее (при устном формате буквально сию минуту), а затянувшаяся после критических замечаний пауза воспринимается как свидетельство того, что объекту этих замечаний вовсе нечего на них ответить. Во-вторых, обсуждение вопросов, на которые ещё нет хоть сколько-нибудь общепризнанных ответов, никому не позволяет укрыться за чужой авторитет и от всех требует уж если высказывать, то именно личные суждения, оценки или прогнозы. После чего остаётся только ждать и наблюдать, что из сказанного найдёт подтверждение при дальнейшем изучении проблемы, а какие оценки, прогнозы и проч. окажутся ложными. Причём если начинающий научный сотрудник, когда “старшие говорят”, вполне может позволить себе промолчать, и это будет воспринято коллегами как нечто абсолютно нормальное и естественное, то для маститого учёного мужа признать, что у него нет собственного мнения по серьёзной и широко дискутируемой проблеме, – это даже более зазорно, чем допустить явную ошибку. Однако, с другой стороны, явное преобладание ложных суждений над истинными, не говоря уже о регулярных попаданиях пальцем в небо, со временем способны обнулить любой авторитет.

Понимая это, теряющие форму, но не желающие в том признаваться исследователи перестают искать площадки для продвижения своих идей и всё активнее переключаются на поиск благовидных предлогов для избегания открытых полемических раутов, на которых и молчание, и слова равно грозят им потерей ранее набранных очков. Ну а вполне созревшие псевдоучёные приспосабливаются восьмым, девятым и десятым чувствами улавливать тончайшие флюиды складывающейся на рынке идей конъюнктуры, с готовностью усваивают малейшие колебания в господствующих настроениях, хвалят всех, кого принято хвалить, и критикуют только тех, кого принято критиковать. За счёт таких, в общем-то, несложных маневров научный работник, покончивший с реальным научным поиском, всегда держится в струе, в общем потоке, всегда там, где сила, особенно если это сила инерции, помогающая маскировать его собственную концептуальную беспомощность.

Вместе с тем внешняя лояльность и респектабельность ничуть не мешает индивидуальным врагам знания принимать самое деятельное участие в тайных интригах и закулисной травле. Так что если в науке, области науки, на отдельном направлении или в научном подразделении начинают сходить на нет открытые дискуссии, то это должно вызывать не умиление, а скорее настороженность. Потому что чаще всего это свидетельствует не о повышении единства (тем более что, как мы знаем, движение науки к единовластию сопровождается отнюдь не сокращением числа дискуссий, а только изменением их предмета), а о том, что псевдоучёные выжили или истребили действительных учёных, и открытая теоретическая борьба уступила место потаённой грызне на научных задворках.

Соответственно, если некоторый участвующий в научной работе человек никогда не позволял себе усомниться ни в одном из господствующих воззрений, то само по себе это, разумеется, не означает, будто такой деятель вовсе не способен к самостоятельному мышлению. Но вот если некоторый учёный идёт вразрез с общепринятым мнением, открыто критикует авторитеты, то это либо добросовестно заблуждающийся, либо первопроходец, но уж точно не мракобес. Так что в любом случае “возмутителя спокойствия” надо выслушать и объективно разобраться и в предъявляемых им претензиях, и в выдвигаемой позитивной программе. Если он прав, то это должно быть открыто признано; если ошибается, то надо квалифицированно и тактично указать на ошибки, и армия познания получит ещё одного закалённого бойца.

На этом мы завершаем рассмотрение вопросов стратегии и тактики идеологического боя, и за нами остаётся последнее, данное в самом начале этой части обещание – рассказать о возможных путях оптимизации научного поиска, совершающегося вне непосредственного соприкосновения с противником.