Знание! Кто «за»? Кто «против»? Воздержался?

При этом утверждать, что подобный стиль действий является абсолютно непродуктивным, было бы всё-таки не совсем правильно. Как уже говорилось, сосредоточение на определённой проблеме лучших материальных и людских ресурсов плюс более или менее грубое понукание последних может до известной степени ускорять получение решения. Однако достаточно богатая практика подобной научно-исследовательской штурмовщины свидетельствует, что её плоды обычно сопровождаются гораздо большими прямыми затратами, нежели те же самые результаты, но полученные в ходе спокойных планомерных разысканий, ведущихся в соответствии с внутренней логикой объекта изучения, а не для удовлетворения сюминутных запросов промышленников или политиков. Плюс к тому чрезвычайные ресурсы, стягиваемые на официально признанное главным направление, обычно приходят не со стороны, а отвлекаются с других направлений научного поиска, так что их не самое эффективное использование на участке прорыва дополняется ещё и прямым торможением многих других исследований. Отсюда, подводя общий баланс последствий совершаемых по спецзаказам ударных прорывов, остаётся признать, что в целом наука от них приобретает меньше, чем теряет.

Следует учитывать и такой момент: необходимость в спешном порядке представить хоть что-нибудь, способное облегчить ситуацию и успокоить встревоженного заказчика, обычно приводит к тому, что поставленная задача решается по минимуму, и первый же более-менее отвечающий заданным условиям продукт сразу пускается в дело. А затем, уже по ходу полномасштабной эксплуатации этих довольно-таки “сырых” идей, нередко находятся гораздо более красивые и качественные варианты решения и приходится по самым что ни на есть горячим следам многое переделывать. Либо же распорядители ресурсов, увидев, что острота проблемы снята, переключают своё внимание на какой-нибудь другой “гвоздь в сапоге”, а на оставленном участке прогресс надолго ограничивается лишь самыми первыми шагами к действительному пониманию сути происходящих на нём процессов.

Резюмируем: повышенная чуткость производственников к самым свежим разысканиям исследователей наблюдается обычно там, где запросы практики не просто выросли в меру текущего понимания наукой окружающей действительности, но и готовы опередить или уже опережают возможности теории. А когда производство лавирует в одном-двух шагах от границы с неизвестным, старт гонке за немедленным прикладным результатом, сурово взнуздывающей теоретическую мысль на соответствующем направлении, может быть дан в любой момент. И хотя открытый кризис в становлении познания, скорее всего, послужит хорошим пинком для движения вперёд, однако работа научных подразделений в режиме пожарных команд является, ещё раз подчеркнём, не самой эффективной формой их использования. Вот и выходит, что если для готового изобретения быстрое внедрение в массовое производство есть единственно нормальная судьба, то быстрое освоение открытия является не столько достижением, сколько предупреждением в адрес науки и учёных23*.

К сказанному остаётся добавить, что порой и в наши дни можно видеть, как без всяких ударных мобилизаций и отчаянных призывов, взявшись за обычную плановую тему, некоторый учёный с первых же шагов приходит к открытию, а затем сам или с чьей-то помощью столь же оперативно находит способ получать от этого открытия ощутимую практическую отдачу. Но в общем потоке научно-технического развития подобные удачи уже давно погоды не делают, и гораздо чаще от начала до завершения каждого из этапов научной работы проходят не дни и не месяцы, а годы. Соответственно, положив 2-3 года на совершение открытия, 2-3 года на переработку открытия в изобретение(я) и 2-3 года на всякого рода случайности и непредвиденные обстоятельства, мы и получим, что для нормальной спокойной работы учёным-первопроходцам надо иметь “про запас” никак не менее 7-10-ти лет отрыва от пользователей-первопоселенцев.

Далее, естественно, встаёт вопрос: как этого добиться?